Рука Роберта неожиданно успокаивающе накрыла мою ладонь у него на груди, отчаянно трясущуюся, как осина на ветру, и это прорвало все мои внутренние барьеры.
Свободной рукой я размахнулась и ударила мужчину по лицу, залепив мощную пощечину, уже и не пытаясь остановить истерику и поток слез. Он никак не отреагировал, прожигая меня своим печальным взглядом.
Почему меня не покидало чувство, что он прощается?
– Как ты мог допустить такое?! Как ты мог оставить меня одну?! – закричала я, разрушая спокойную тишину уютного кабинета Роберта, заставляя вибрации моего истерического голоса проникнуть в каждый уголок громадной комнаты. Но Роберт даже не шевельнулся, и это ударило болезненным хуком мне в живот. Нервный хохот прошелся по комнате, и я снова открыла рот, чтобы сказать все, что думала о мужчине до его эффектного появления на пороге кабинета: – Знаешь, Шаворский, ты можешь и молча…
Не знаю, как это произошло, когда и почему. Я просто восприняла это как факт, хотя хотела бы подчеркнуть эту дату и прилепить на желтом стикере к холодильнику – правой рукой Роберт крепко сжал мой затылок и притянул к своим губам, впившись в меня жадным и требовательным поцелуем. Все мысли тут же пропали, а тело сдалось и обмякло, поддаваясь уверенным движениям языка мужчины внутри меня.
Это был мой первый в жизни поцелуй.
Если тот Роберт Шаворский, которого я знала, и мог как-то признаться в любви, то только так.
Рука Роберта на моем затылке ослабла, он понял, что я не собираюсь сопротивляться, и дал мне возможность изучающе провести пальцами по его оголенному и напряженному торсу. Его умелый язык вычерчивал чувственные узоры внутри меня, даря ощущение легкого опьянения и мощнейший прилив эндорфинов, пока пальцы нежно убирали пряди волос, выбившиеся на покрасневшие, по всем ощущениям, щеки, освобождая доступ к моему лицу и заставляя сердце биться в бешеном ритме.
Приоткрыв глаза, я увидела, как в его открытом взгляде мелькнула нехарактерная для него, всегда такого серьезного и непреклонного, нежность, и, не удержавшись, ответила на его поцелуй с двойным рвением, словно от этого зависела моя жизнь.
Он оторвался от моих губ, давая возможность перевести дыхание, не отстраняясь от лица, медленно и изучающе каждую складочку провел языком по распухшим губам, заставляя забыть о саднящей ране, желании поскорее отправиться в дамскую комнату, о его прошлых поступках в отношении меня. Да обо всем на свете! Были только он и я в целом мире.
С каждым его вздохом, прикосновением, движением… дышать становилось тяжелее, а возбуждение нарастало с такой силой, что, казалось, можно кончить от одних его рук, губ и тяжелых выдохов, дающих осознание, что он чувствует то же, что и я.
– Блядь, что ты со мной делаешь, мышка? – выругался себе под нос Роберт, всего на секунду оторвавшись от меня, и тут же его руки легли мне на талию и резко, властно, ненасытно притянули к себе.
Вот тут-то мочевой пузырь напомнил о себе прямым текстом, при таких-то объятиях.
Я резко отодвинулась от Роберта и выскользнула из его рук. Вскочив на ноги, тут же согнулась в три погибели, так как стоять оказалось невыносимо и от любого моего движения уже могла произойти катастрофа, которая обычно происходит с двухлетними детьми в ясельной группе!
– Что с тобой?! – Роберт тут же вскочил со своего места и потянулся к ноге, где уже образовалась красная полоска от наручников. – Черт, видимо, придется вызвать доктора… Ты не можешь стоять?
– Мне срочно нужно в дамскую комнату, – сквозь зубы от чудовищной паники и осознания безысходности простонала я. А затем добавила еще более обреченно: – Я даже не знаю, где она. И, кажется, не смогу дойти…
Клянусь Конституцией Российской Федерации, что, говоря это, не имела никаких задних мыслей. Как раз наоборот, моча, извините за каламбур, ударила в голову, и я выпалила первое, что было на уме. Но Роберт без колебаний подхватил меня на руки и понес в противоположную от двух выходов из кабинета сторону.
Оказалось, что одно их черных панорамных стекол – это дверь в небольшой коридор, никак не связанная с рабочим пространством. Дверь туда Роберт открыл отпечатком пальца, прислонив ладонь к черной панели около прохода, которую можно было с легкостью принять за обычную плитку. Такое я видела только в фильмах, и это хоть немного помогло отвлечься от мыслей о скором позоре.
Стоило Шаворскому открыть одну дверь, как за ней последовала и другая, открывающая вход в белую, как в гостиницах, ванную комнату. Не имея никакого представления о девичьей стеснительности, мужчина посадил меня на унитазную крышку и потянулся к краю юбки.
– Прошу, выйди… – взмолилась я, умоляя взглядом того не спорить, а просто послушать меня хоть раз.
И, слава богам, мужчина вышел, не говоря ни слова, и даже дверь за собой закрыл. Оценивать такую сговорчивость времени не было, так что я спокойно занялась делом, а потом встала и столкнулась с ведьмой в зеркале напротив.