Порочные

Достаточно. Очень надеюсь, что мне хватит….

Джереми колеблется.

Маркус ждет, не двигается. А дальше все словно в карамели вязнет, будто застревает в янтаре. Искрит воздух, жжется, стихает ветер, вообще ничего не слышно, застывают в воздухе пылинки…

А у меня на руках вырастают когти. И я вонзаю их в бедро Ричарда. Ощущая, как поразительно легко поддается его плоть, чувствуя, как слегка пружинят ткани, и появляется запах чужой крови. Густой крови, горячей. И пусть мои когти вошли не глубоко, но этого достаточно, чтобы Реми ослабил хватку, а я свалилась ему под ноги.

— Сука, — выплевывает он.

Ты себе даже не представляешь.

Глаза закрываются, во рту сухо, как в пустыне.

Маркус обращается в следующую секунду, в один прыжок оказывается рядом с придурком, а у меня нет сил даже на то, чтобы просто пошевелиться, чтобы дышать. Но я все же пытаюсь. Я хочу сказать, хочу крикнуть, чтобы он не убивал урода, но не могу, только хриплю. Слишком тихо. И слишком коротко.

Огромный зверь сбивает Ричарда с ног, валит на землю, скрывая под собой почти полностью, белые зубы смыкаются на горле, с хлюпающим звуком, кровь брызгает в стороны. Реми неуклюже машет руками, недоверие в глазах сменяется ужасом, паникой, животным страхом. Его страх такой сильный, что бьет и по мне. Бьет почти наотмашь, воняет какой-то гнилью и плесенью, жалит, кусает.

Жалкие мгновения Джереми еще пытается сопротивляться, что-то сказать или заорать, и булькает в его рту кровь, пузырится на губах, стекает на подбородок. Маркус плотнее стискивает челюсти.

Хруст.

Громкий, как раскат грома.

Тело дергается несколько раз, скребут по земле пальцы. А в следующий миг глаза стекленеют, гримаса уродует и искажает лицо оборотня, везде запах крови.

И тишина. Скрипящим хрусталем вокруг.

А у меня из глаз текут слезы, застывает на губах стоном проклятое «нет», отчаянье раздирает на части, и… И все проваливается в никуда. Исчезает.

Глава 17

Маркус Джефферсон

Эм спит. Третьи сутки. В моей кровати. В нашей стае.

Просто спит.

От ран не осталось следа, от синяков, следов чужих зубов, когтей и пальцев, уменьшились темные круги под глазами, лицо уже не такое бледное, как там… Возле сраного аэропорта. И она спит.

Фрэн говорит, что с ней все хорошо, что это просто истощение, и сон — сейчас лучшее для Бартон. Я не верю. Меня трясет, стоит выйти из комнаты.

Делами стаи эти три дня занимается Арт, как и делами фирмы, как и переговорами с центром в Эдмонтоне и Элмером.

Эл на этот раз все сделал как надо: нарыл на оборотня даже то, чего тот сам про себя не знал. Досье на Реми-Рича я сейчас вертел в руках. Никакой он не лаборант, даже до младшего научного сотрудника ему, как пешком отсюда до Онтарио. Ричард, мать его, Фурье, просто шавка из отдела безопасности Лиша. Правда, шавка с образованием и кое-какими способностями. Был. Да. Прошедшее время…

Он действительно какое-то время вел общую практику. Недолго, около полугода, а потом решил попытать счастья в Лиша и центре. Подал заявки и туда, и туда, центр заявление даже рассматривать не стал. А вот конкуренты все же нашли достойное применение «талантам» мудака. Безопасники особым умом никогда не отличались, а тут надо же… такой подарок. О том, над чем работает лаборатория Эмили, засранцы узнали где-то через полгода после того, как начались первые исследования. Проболтался один из уволенных Эмили лаборантов. Ну и… Лиша начала слежку, за Эмили в том числе. Они быстро поняли, кто отвечает за мозги проекта, за кем стоит наблюдать особенно внимательно. Первое время относились к затее Бартон скептически, чуть ли не снисходительно-издевательски, не верили, что из этого всего действительно что-то получится, но понаблюдать все же решили. Скепсис закончился через два года, когда у зануды появились первые результаты, когда получилось вывести более или менее стабильную формулу.

Элмер приводил какие-то выкладки, но я ни черта в этом не понимал: набор закорючек, как заклинание на тарабарском языке.

Еще пристальнее за работой лаборатории начали наблюдать после того, как в центре появились Стефани и Брайан. Первые подопытные. Лиша предприняла более десятка попыток внедрить в отдел Эм своих лаборантов. Проскочить удалось только двоим. Одного из них уволили через месяц, другой работал бы и по сей день, если бы не вся эта заварушка. Питер Нельсон стал основным источником информации. У него не было доступа к самой лаборатории и данным, зато был доступ к пациентам…