Порочные

Вниз я спускалась чуть ли не с опаской, спина невольно напряглась, резкими получались движения.

Пахло кофе, яичницей и беконом, поджаренными тостами, еще чем-то немного сладким.

— Тебе чай или кофе?

— Кофе, — я осторожно опустилась на стул, как будто там была спрятана бомба, реагирующая на давление, и он мог рвануть подо мной в любой момент.

Джефферсон был у плиты.

А через несколько минут поставил передо мной тарелку с яичницей, тосты и кофе.

— Ешь, Эмили, — махнул Марк рукой, с аппетитом принимаясь за завтрак. Мои пальцы, сжимающие вилку, на миг потеряли чувствительность.

Что происходит?

— Что происходит? — спросила, хмурясь, разглядывая какого-то слишком спокойного, уверенного оборотня.

— Я завтракаю, а ты пялишься на мня, — невозмутимо пожал мужчина широкими плечами.

— Отлично, а помимо этого?

— А что происходит, Эм? — вернул он мне вопрос.

— Не понимаю, поэтому и спрашиваю.

— Ага.

Что «ага», мать твою?!

— Это не ответ, — покачала головой, сдерживаясь, чтобы не зарычать.

— Ну почему же?

— Марк!

— Не шуми, — он вытер губы салфеткой, поднес к губам чашку с кофе, глаза блеснули. — Поешь, выпей кофе и поедем.

— Куда? — еще больше насторожилась я.

— В стаю к Макклину, Конард уже ждет, — и после короткой паузы и еще одного глотка кофе: — А я отвезу тебя.

Все. Я вообще ни хрена не понимаю.

— Я не оставлю здесь свою машину, мои вещи…

— Твою машину позже привезет Колин, вещи я перенес к себе, — он опустил руку в карман, вытащил, положил передо мной мой же мобильник. — Забрал, чтобы тебя никто не разбудил.

Я смотрела на телефон, как на врага всего сущего, как на вселенское зло. На Марка смотрела примерно так же.

— Ты так пытаешься извиниться передо мной? В чем подвох?

— Никаких подвохов, Эм, — спокойно пожал Джефферсон плечами. — Ты хочешь уехать, я не стану удерживать тебя насильно, даже отговаривать не буду. И да, в том числе — это извинение. Прости.

Я так и осталась сидеть, сжав в руках кружку с кофе, уставившись на Марка и не находя слов. Казалось, что он водит меня за нос, казалось, что в его голове сейчас толпятся мысли, что глаза как-то странно блестят, только я никак не могла понять, где он, этот самый скрытый смысл его действий.

— В том числе? То есть причин твоей невиданной щедрости несколько?

— Да.

— И?

Он просто покачал головой, давая понять, что не ответит, и все так же невозмутимо вернулся к завтраку.

Джефферсон меня отпускает. Джефферсон передо мной извинился. Завтра наступит конец света? Нас ждут кары египетские? Дождь из лягушек? Солнечное затмение? Ядерная зима? Что?

Он доел в тишине, никак не реагируя, не показывая, что замечает мой сверлящий его взгляд, поднялся, сгрузил посуду в посудомойку. Вернулся за стол.

Марк поставил локти на темную поверхность, опустил на сплетенные пальцы подбородок, немного сощурился. Его взгляд блуждал по мне: по лицу, шее, плечам и груди, по рукам и пальцам.

И я не чувствовала вкуса еды, запаха кофе, хотя старалась сконцентрироваться именно на этих ощущениях, а не на тех, что вызывал взгляд Джефферсона.

— Если ты продолжишь так смотреть, клянусь, всажу в тебя вилку.

— Прости, — чуть дернул он уголком губ, но взгляда все равно не отвел.

Пришлось заталкивать в себя яичницу и в три глотка опустошать кружку. Да я жареных сверчков проглотить была готова, лишь бы он прекратил так смотреть, лишь бы мы уже поехали. Тишина давила.

Впервые на меня давила тишина. Гранитная плита на плечах и то легче, почти как перышко. Крики Стеф выносить легче, чем эту тишину.

Не знаю почему, но я вдруг начала чувствовать себя виноватой. Просто так, без причины, почти как в школе, или колледже, или универе. Когда ты не даешь списать двоечнику и прогульщику. Вроде понимаешь, что поступаешь правильно, но все равно чувствуешь вину. И когда даешь списать — тоже чувствуешь вину, ведь обманул учительницу, а еще нервничаешь, потому что… Потому… А вдруг попадетесь?

Это задачка, почти как кот Шредингера: непонятно, где истина, как поступить, но, однозначно, где-то там и как-то так.

В таком же молчании мы дошли до его машины, в таком же молчании Марк завел двигатель. Я все еще не могла найти слова, не могла найти какую-то безопасную тему для разговора.

— Зачем ты осматривала и помогла Ленни? — спросил оборотень, когда мы уже выехали с территории поселения.

— Докторша доложила? — нахмурилась, делая вид, что проверяю входящие звонки, сообщения, почту. На самом деле я даже не понимала букв перед глазами, они просто не хотели складываться в слова.

— Она не докладывала, она подчинилась прямому приказу.

— Волчица пострадала из-за меня, — пожала плечами, морщась из-за занывших ран. Маркус не видел, смотрел на дорогу. Ну и хорошо. — Просто решила убедиться. Немного поправила там, немного тут. Это не отняло много сил.

— Ага, — фыркнул оборотень, а я еще ниже склонилась над телефоном. Было приятно на миг позволить себе мысль, что Марк беспокоится, ощутить это беспокойство. Более чем просто приятно. — Именно поэтому ты свалилась мне в руки.

— Ладно, признаю, осматривать Ленни было тупо, но…

— Опять не смогла пройти мимо?