Отвертка лежала на журнальном столике рядом с открытым ящиком для инструментов. Она нашла ящик с инструментами, роясь в шкафах на кухне. Кроме того, она нашла несколько очень острых ножей в деревянном блоке. Они тоже лежали на кофейном столике. Она использовала их, чтобы порезать Билли. Его лицо и торс были изрезаны в десятках мест.
Все это продолжалось гораздо дольше, чем она предполагала. В течение этого времени она была рабыней принуждения, внутреннего желания причинить Билли боль и наказать его как можно сильнее, намного, намного больше того, что могло бы заслужить его прежнее сопротивление. Через некоторое время она поняла, что принуждение было своего рода защитным механизмом. Она пыталась дегуманизировать Билли, сделать то, что она сделала, приемлемым, потому что его боль на самом деле не имела значения.
Джессика почувствовала на щеке что-то влажное.
Она нахмурилась.
Она коснулась своей щеки и увидела влагу на кончиках пальцев, когда убрала руку.
Она была поражена, потому что она так давно не плакала ни по кому, кроме себя. Но, может быть, ощущение, что она плакала из-за Билли, было иллюзией, запоздалой, отчаянной попыткой поверить, что она все еще может сочувствовать другим. Вполне возможно, что слезы были запоздалым результатом стресса, слишком большого давления на нее сразу.
В этот момент она почувствовала больше влаги на щеках.
Она вытерла слезы и изо всех сил попыталась остановить их. За время пребывания в отряде ее научили различным способам контролировать свои эмоции. Они включали в себя медитацию и глубокий психологический анализ, а также некоторые экспериментальные методы, включающие гипноз и медикаментозную терапию. Многое из этого произошло во время длительного пребывания на объекте подразделения в штате Мэн. К тому времени, когда ее впервые отправили в поле, она смогла полностью отключиться от эмоций, что было хорошо и полезно в ее работе.
Однако теперь она, казалось, теряла контроль над всем, чему научилась.
- Мне жаль, что я причинил тебе боль, Билли.
Не было никакой видимой реакции на ее голос. Это было первое, что они сказали друг другу за последние полчаса, и он даже не моргнул. Может быть, он был настолько потерян внутри себя - настолько глубоко травмирован - что не знал, что она здесь, или где он, если уж на то пошло. Это было возможно. Она уже видела подобные вещи раньше. И если это было похоже на те времена, то, возможно, пройдет некоторое время, прежде чем он снова начнет осознавать окружающее.
Она все равно не понимала, за что извиняется. В таких ситуациях слова сожаления не имели смысла. Независимо от того, на какой стороне уравнения вы находились, они всегда были пустыми. Отбросив в сторону все свои моральные принципы, она не была уверена, что действительно сожалеет. И даже если бы он услышал и понял ее, слова были бы для Билли бессмысленны. Она сделала то, что сделала, и это уже нельзя было вернуть, физический и психологический ущерб так и не был полностью устранен.
Не в силах больше смотреть на него ни секунды, Джессика вышла из гостиной и прошла через кухню к задней двери. Хотя она была расстроена, обучение не полностью покинуло ее. Вместо того, чтобы распахнуть дверь и беспечно выскочить наружу, она остановилась у двери, чтобы посмотреть в окно.
Небо продолжало темнеть, но дневного света было еще достаточно, чтобы посидеть снаружи несколько минут, прежде чем сумерки окутают окрестности. Она увидела грузовик Билли и заднюю часть другого дома на другой стороне заросшего поля. Она повернула голову и прижалась щекой к окну, чтобы расширить поле зрения. Вокруг по-прежнему не было ни малейшего следа активности - ни машин, ни людей. Тем не менее, она еще немного помедлила, вспомнив свои прежние параноидальные подозрения относительно затянувшегося военного присутствия в этом районе. Пока она стояла и думала об этом, темный оттенок неба стал еще глубже.
Она вышла наружу, оставив дверь приоткрытой на тот маловероятный случай, если ей придется поспешно ретироваться. Ее паранойя отступила, когда она вышла на середину маленькой деревянной террасы и повернула голову. Она видела, насколько хватало глаз, только заросшие дворы и дома, темные и безмолвные, как гробницы.
Джессика подошла к краю террасы и села на верхнюю ступеньку, вытянув перед собой ноги. Она положила пистолет и посмотрела на небо цвета пепла. Летняя жара утихала с дневным светом, и прохладный ветерок, доносившийся до нее, приятно ласкал ее щеки, напоминая о летних ночах, когда она была моложе.