Порочный круг

Минуло три дня с тех пор, как мы прибыли в систему Лебедь 61 А. Уже первые минуты пребывания отца Фабиана на этой земле ознаменовались не предвещающим ничего хорошего скандалом. Кардинал, как и положено, поцеловал воздух в сантиметре от плиток посадочного поля, перекрестил встречающих, сказал несколько фраз и, окруженный свитой, пошел через толпу католиков, сдерживаемую полицией. Процессия успела дойти только до середины живого коридора, как вдруг раздались выстрелы и в воздухе рассыпались простреленные охранниками камни и палки, брошенные с задних рядов. Кардинала быстренько взяли под локти и поместили в бронированный мобиль. Толпа превратилась в своеобразный водоворот. Те, кто стоял спереди, хотели посмотреть на покушавшихся, полиция колошматила всех подряд, а галерка вопила вслед отъезжающему кортежу:

— Пошел вон, кардинал нелюдей! Уберите синтетику с планеты! Не бывать нелюдям в наших церквах! Христос был рожден женщиной, а не в пробирке!

Как бы извиняясь за данный инцидент, вечером епископ устроил шикарный банкет. На нем, кроме священников, присутствовал весь местный бомонд. После вяловатой трапезной молитвы, началось поголовное обжорство. Пятьдесят человек предавались чревоугодию — одному из библейских пороков. Ради шутки, отец Фабиан прошелся было на эту тему, но в результате добился только того, что епископ подавился куском пирога. Аббат Грегор, кружившийся рядом, зыркнул на отца Фабиана, и его губы еле слышно прошептали: "Так-так"... Поставленный в неловкое положение, кардинал предпочел более не выступать, а молча принимать мадригалы в свою честь от фальшиво-любезных сотрапезников.

На следующий день уже с утра отца Фабиана засосала круговерть официальных процедур. Сюда относились и праздничная служба в кафедральном соборе, поразившем кардинала изысканной, псевдоготической архитектурой; и посещение пантеона первопроходцев; и, наконец, пресс-конференция, на которой аббат Грегор не давал открыть своему шефу рот, дополняя и комментируя каждое произнесенное кардиналом междометье. Под вечер, уже изрядно устав, кардинал должен был присутствовать на епископате, чей смысл заключался в том, чтобы отец Фабиан поведал слегка захмелевшим собравшимся, "как там, на Земле, и чем занимается Вселенский Папа". К тому времени командор Фобос уже активно вытеснял из моего уставшего разума благочестивого Фабиана, но в присутствии аббата я не решился потешить епископа со свитой несколькими пикантными историями, сохраняя деловой тон.

Приблизительно так же прошел и вчерашний день, вечером которого отец Фабиан полностью отдал бразды правления командору Фобосу, решившему наутро уйти из монастырских стен, чтобы побродить по мегаполису.

Вот так я и очутился в толпе на центральной площади, бредя мимо ларьков со всякой всячиной, то и дело получая тычки от озабоченных и спешащих людей. Думая о вчерашнем дне, я рассеянно смотрел на товары лоточников, как вдруг остановился, заинтересованный и удивленный. у самого края торговых рядов, на складном стульчике сидел закутанный с головы до ног старикашка. Он разложил на большом ящике свои товары — детали от всевозможных устройств: болты, гайки, смесители; батарейки для сканеров и галовизоров в герметичной заводской упаковке; разнокалиберные ершики для чистки посуды; прилично сохранившуюся и еще живую головную капсулу кибера-мажордома, провожающую прохожих печальными глазами. В этой механико-кибернетической кунсткамере тут и там лежали придавленные на пикантных картинках разными тяжестями порнографические книжонки и брошюрки, вроде "Как похудеть за день" или "Как из черствого хлеба, масла и яиц, приготовить сотню блюд". Но меня поразило вовсе не это.

В самом уголке ящика, скованная разводным гаечным ключом, синела обложка трепещущей на ветру книжонки: "Сборник стихов Валери Ярова". Судя по всему, она по привычке уже не один месяц выставляется на продажу, но ею никто не интересовался, и сборник все дальше и дальше отодвигается к периферии торгового пространства, пока он вовсе не надоест своему хозяину и закончит жизнь в близлежащем мусорном баке, где его подберут мальчишки, чтобы сдать в утиль. Когда я потянулся за книгой, в глазах старика вспыхнуло неподдельное удивление. Продавец поспешно отодвинул в сторону гаечный ключ. Взяв в руки дрожащую будто замерзший ребенок книгу, я открыл ее на первой попавшейся страничке:

Так нелепо, так грязно, убого

Мы живем в благодатной стране,

Но достатка не просим у Бога:

Мы судьбою довольны вполне.

Мы скитальцы по грешному миру,

От младенчества и до седин

На остатках безбожного пира

Жизнь свою понемногу влачим.

И припомнив библейские строки,

Вы бросаете нам на житье,

Только мы вот, увы, не пророки,

А бродяги и просто жулье.

Не для нас вы писали законы,

Не для нас проповедники лгут.

Мы, крестясь, выставляем иконы,

Просто так больше нам подадут.

О, наивные люди, поверьте:

Вы напрасно жалеете нас.

От рождения мы и до смерти

Выставляем порок напоказ.

Мы живем ради плотской утехи,

Мы живем просто так, чтобы жить...

На одеждах зияют прорехи,

И нам некого в этом винить.