Порочный круг

Сзади меня, в глубине комнаты, громко щелкнул пищевой автомат, сигнализируя, что завтрак готов. Я спрыгнул со своего насеста и направился к столу, случайно зацепив неловким движением табуретку, которая с приглушенным стуком упала на пол. Прошипев, я восстановил порядок и взглянул на еще спавшего Жана. Сон мальчика был тревожным — одеяло почти что сползло с кровати. На мою возню он отреагировал, дернув ногой, окончательно сбросив его. В ярком солнечном свете я заметил, что конечности Жана, кроме правой руки, были двухцветными. Повыше коленей и левого локтя начиналась более светлая, еще не загоревшая кожа. Это в какой-то мере пролило свет на особенности поведения моего гостя — паренек страдал раневым синдромом. Я подсел к мальчику и похлопал его по голой спинке:

— Давай-ка вставай. Хватит спать. Уже семь часов.

Реакция на мое прикосновение была бурной. Жан с силой оттолкнулся руками от матраса, резко подался назад, слегка стукнувшись при этом плечом об стенку, неестественно подогнул ноги и уселся на постели, хлопая широко раскрытыми глазами. Я покачал головой:

— Ну, дорогой мой, нервишки у тебя, однако, никуда не годятся.

Пока я хлопотал над завтраком, мальчик поднял с пола одеяло и накрылся им. По выражению лица было видно, что он вспоминает события, произошедшие с ним вчера. Глаза Жана постепенно наливались слезами. Я нагнулся к нему и провел ладонью по щеке мальчика:

— Не стоит горевать. Тебя уже не заставят идти на тот злополучный эсминец. Ты зачислен в мою команду.

Он замер и недоверчиво посмотрел на меня:

— Вы говорите правду, мистер?

— Что за вопрос? Конечно! А зовут меня Фобос.

Жан еще не до конца поверил в такой счастливый исход своих мытарств, однако, во время еды он окончательно пришел в себя, совсем отогнал мрачное настроение и даже пару раз улыбнулся.

Немного погодя я расспросил паренька о его биографии. Ничего особенного в ней не было. Он воевал сначала на 61 Лебедя, затем в системе Вольфа 359 и, наконец, получил тяжелое ранение на подступах к эпсилон Эридана. Осторожно подбирая слова, чтобы не спровоцировать новый приступ слез, я осведомился о причинах категорического отказа проходить службу на шестьсот семьдесят третьем эсминце. Насколько мне стало понятно, им должен был командовать некто Щегол, с которым Жан уже встречался на Эридане. Именно там случилось нечто такое, что заставило мальчика возненавидеть своего будущего командира и не подчиниться приказу.

Окончив процедуру официального знакомства, я отпустил Жана собирать вещи, но продолжал думать о нем, теперь уже операторе моего линкора. Во-первых, у меня сразу же появилось желание поругаться с кем-нибудь из медицинского центра. Тамошние девочки в последнее время подхалтуривали и не осуществляли полный комплекс восстановительных процедур. Конечно, тут имелись объективные причины — резко усилился поток раненых, но не произошло ни расширения штатов, ни хотя бы поднятия зарплаты до уровня, соответствующего повысившейся нагрузке. Медперсонал грозился принять меры вплоть до забастовки, но пока все оборачивалось лишь снижением качества обслуживания. И Жан — яркий тому пример. С мальчиком не поработали невропатологи, а разве можно выпускать в космос оператора с расшатанной психикой? Это весьма чревато...

Не буду дальше излагать мысли, копившиеся в моей голове по этому поводу. Кто хоть когда-нибудь занимал мало-мальски руководящий пост, конечно, поймет мои терзания, но остальным это было бы просто неинтересно. Скажу только, что в таком состоянии я пребывал часов до девяти утра, когда неожиданное происшествие вывело меня из перманентной задумчивости.

Со стороны реки к корпусу двигалась занимательная процессия. Впереди плелся Петрович, наш администратор и заядлый рыбак. Его рука висела на косынке и была залита покрасневшим от крови коллоидом. Бегая вокруг раненого мужа, причитала жена Петровича. Позади шествовали еще два рыболова, которые с довольным видом тащили уже уснувшую пилозубку на продетой через жабры палку. Эта рыба — мутантная щука, подарочек от Чернобыльской АЭС, рванувшей неподалеку от этих мест тысячелетие назад. Вообще-то она была очень осторожна и пуглива, но во время нереста, в июне, становилась крайне агрессивной. Сначала этих монстров хотели было всех уничтожить, однако, экологи оказали стойкое сопротивление — "мы рискуем нарушить уникальный гидроценоз". К тому же, еще не было ни одного случая, чтобы кого-нибудь закусали до смерти — все-таки настолько крупные экземпляры, способные на это, встречались очень редко.

Группу рыбаков замыкал молодой человек в запыленном и помятом комбинезоне командира канонерки, который посмеивался над своими спутниками. Этот канонерщик являлся еще одним членом моего экипажа и, хотя отличался оригинальностью поведения, носил весьма банальное в наших кругах имя — Скорпион. Я высунулся из рамы и помахал ему рукой, подзывая к себе. Скорпион оставил компанию, подошел к моему окну, забрался на подоконник и спрыгнул в комнату, при этом не переставая говорить: