Порочный миллиардер

Секунду она стояла, в ужасе глядя на Крейга, лежащего на полу с кровоточащей раной на голове, а пальцы полицейского больно сжимали ее.

— Ты тупая сука, — прорычал полицейский ей в ухо. — Ты должна была просто пойти со мной, когда я тебе сказал.

Ее мозг отказывался работать, и в этом не было никакого смысла. Зачем копу было бить Крейга? Почему он держит ее сейчас? Какого черта происходит?

Ты знаешь, что происходит. Это тот самый коп, который появился в дверях, с которым Лукас, очевидно, имел дело.

Холод начал пробираться сквозь нее, разливаясь по коже, замораживая кровь, легкие, сердце.

Люди вокруг нее начали замечать Крейга, все больше голов поворачивалось в сторону человека на полу, волна шока прокатывалась по толпе так же, как и по ней.

— Не издавай ни звука, мать твою, — свирепо сказал полицейский и потянул ее к двери галереи.

Несмотря на шок и страх, Грейс осознавала только одно. Похоже, Чезаре Де Сантис не сдержал своего слова и не отозвал собак. И что как только ее вытащат через эту дверь, она умрет. Все будет кончено.

Поэтому Грейс сделала то, что сделал бы любой нормальный человек. Она начала сопротивляться.

Она резко отпрянула, и, похоже, он не ожидал этого, потому что ей удалось вырваться из его хватки. Но он был быстр и снова схватил ее, на этот раз за талию. Она выронила бокал, звук разбитого стекла привлек внимание, затем попыталась ударить его локтем в лицо, пинаясь острыми каблуками.

Он яростно выругался, и на мгновение ей показалось, что она побеждает, что она сможет уйти от него. Потом что-то ударило ее по щеке, заставив задохнуться от боли, а на глаза навернулись слезы. Она споткнулась, но тут чья-то рука слишком крепко обхватила ее за талию, и что-то твердое и металлическое уперлось ей в голову.

— Еще раз шевельнешься, сучка, — ласково сказал коп, — и я снесу твою уродливую башку.

* * *

Лукас почувствовал, как по его шее пробежали мурашки, еще до того, как он услышал вздохи шока. Он чувствовал это и раньше. Постепенное напряжение в животе, которое он научился игнорировать годами.

Он был рядом с картиной, которую она нарисовала, на которую все смотрели, не в силах ничего понять. Умом он понимал, что на картине изображен он сам, но не узнавал себя. Этот человек был ему совершенно незнаком.

Он стоял там, в разодетой толпе, в простых джинсах, свитере и кожаной куртке, невидимый, потому что, если он не хотел, чтобы его заметили, он был уверен, что его не заметят. Он был в темных очках для дополнительной маскировки и держал голову опущенной, а плечи сгорбленными. Люди не обращали на него внимания, проходя мимо, словно его и не было.

Но он слышал, как они говорили о картине, об использовании света и цвета, и о том, как ей удалось захватить такую интенсивность эмоций. Они были правы, и чем дольше он смотрел в лицо человека на картине, в его голубые глаза, тем больше ему хотелось отвести взгляд.

Он не знал, что его так беспокоило, потому что, хотя это и был он, на самом деле это было не так. Он никогда не позволял таким эмоциям отразиться на своем лице, и уж точно никогда не позволял себе их почувствовать. Должно быть, она это вообразила?

Толпа вокруг него закружилась, но он не двинулся с места, не в силах оторваться от картины. Это заставило его грудь сжаться, стало трудно дышать. Заставило его… Господи, он не знал, что еще, но он должен был развернуться и уйти из этого проклятого места прежде, чем Грейс заметит его.

И тогда он почувствовал напряжение, как ледяной поток в теплом тропическом море. Затем последовали вздохи шока. Не оборачиваясь, он огляделся в поисках места, где можно было бы остаться незамеченным и при этом иметь прекрасный вид на галерею. Он не хотел привлекать к себе внимание, пока не выяснит, что, черт возьми, происходит. Справа от него была небольшая ниша, куда не доходил свет, поэтому он направился к ней, скользнув в тень, когда звук бьющегося стекла раздался в толпе.

Что-то происходило в середине галереи, звуки насилия, женский крик, ругань мужчины. По толпе прокатился шок, люди отчаянно пятились от происходящего.

Снова крик. Он узнал его. Грейс.

Все его тело напряглось, каждый мускул напрягся, и это было все, что он мог сделать, чтобы не начать действовать прямо сейчас. Но годы военной подготовки держали его неподвижно, потому что он понятия не имел, что происходит, и не хотел двигаться, пока не узнает.

Он заметил ее, когда толпа начала расходиться, стоя в центре быстро расширяющегося круга. Коп обнимал ее одной рукой, крепко прижимая к себе, а другой держал что-то у ее головы. Твою мать. Дуло пистолета.

Его сердцебиение становилось все быстрее и быстрее, голос в голове кричал ему, чтобы он действовал, потому что она была в опасности. Ему потребовались все силы, чтобы не обращать внимания на этот голос, потому что он не мог ничего сделать, пока не мог. Кто-то приставил пистолет к ее голове, целясь в упор. Одно движение и все закончится.