Да и осталась бы она в его объятиях, если бы узнала всю правду?
Он не мог заставить себя рассказать ей об Обществе запасных наследников. Не сейчас, когда там, внизу, на улицах и в разнообразных заведениях города, проходили все их нелегальные операции. Он уже и так допустил много ошибок, подверг своих людей слишком большой опасности. И сейчас рискнул бы слишком многим, скажи он ей правду, – он рискнул бы потерять еще один вечер, подобный этому. Опустив голову, он прижался губами к ее макушке, и она вздохнула и наконец пошевелилась, подвигаясь ближе к нему.
Как все-таки удержать ее навсегда? Должен же быть какой-то способ не потерять ее, когда все закончится! Это был, пожалуй, самый важный оперативный план, который он когда-либо пытался разработать, но понятия не имел, как действовать дальше. Все, что он знал, – что не хочет отпускать ее.
И вдруг правда предстала перед ним во всей своей наготе. Как он не учел этого раньше? Ничего в этой ситуации или его действиях не было и не могло быть логичным, потому что
Фэллон провел дрожащей рукой по ее обнаженной руке. Он любит Изабель. Он любит каждую причудливую мысль в ее голове, то, как она сворачивается клубочком рядом с ним по вечерам, блеск в ее глазах, когда она смотрит на него, то, как она предлагает доброту своей души всем, кто в этом нуждается. Он хотел этого больше всего.
Он любит ее без причины. И последствия этого факта виделись более ужасающими, чем любой захудалый лондонский переулок, по которому ему когда-либо приходилось ходить ночью.
Фэллон внимательно смотрел на то, что когда-то было гостиной. Тихий стук шаров на бильярдном столе, запах кожи в воздухе. Это был на редкость тихий день в штаб-квартире, и он откинулся на спинку своего стула, где обычно сидел, в углу комнаты.
Он так давно основал Общество запасных наследников, что уже и вспомнить не мог, каково это – не управлять такой большой группой людей. Фэллон не мог вспомнить, чтобы даже в начале его пребывания в городе у него было в избытке свободного времени, напротив, каждый его день был заполнен бесконечными встречами. Но, несмотря на это кажущееся однообразие, была только одна вещь, которая точно не изменилась за все это время: Келтон Брайс, лорд Хардеуэй, занимал и будет занимать его уши своими долгими, обстоятельными рассказами, независимо от того, слушает ли Фэллон, что тот говорит, или нет.
– Ты не поверишь, что он сказал! Он сказал мне, что он ни ногой в Тэттерсолл[2]
, а сам купил эту лошадь, уведя ее у меня из-под носа меньше двух недель назад. И когда я нахваливаю эту его новую верховую лошадь, что он делает? Не прикидывается передо мной шлангом, не-е-ет. Этот мошенник предлагает мне состязание! И вот час спустя я…Возможно, эти истории Хардеуэя, которые он постоянно рассказывал ему, и были причиной, по которой у Фэллона не хватало времени для себя. Отсюда вопрос: если бы у Сент-Джеймса было меньше обязанностей в Обществе и меньше досужей болтовни, хватило бы ему времени, чтобы посвятить его Изабель?
Она может думать, что жизнь Изольды была приятной и захватывающей, но жить в окружении сплетен и скандалов – это не та жизнь, которая ей подойдет. Она заслуживает счастья. Это все, чего она хотела, – счастье с добропорядочным мужчиной в нормальном доме для семьи. А он не мог предложить ей ничего: ни дома, ни семьи, ни даже добропорядочного мужчины. В конце концов, он отнюдь не был добропорядочным. Он, попирающий больше общественных правил, чем можно было допустить, он, имеющий склонность управляться с цифрами черной бухгалтерии, сомнительных инвестиций и не только. Работа всей его жизни была построена на создании своих собственных законов, своей собственной власти в стране. А как он живет… да, люди, проходящие через эту комнату изо дня в день, полагались на него, но его дом был далек от семейного очага.
Выживание. Высокие моральные понятия, такие как честность и добродетель, не всегда можно соблюсти, когда человек борется за выживание. Не говоря уже о том, когда берешься управлять жизнью таких людей, – да у них просто ничего не было бы на основе честности и добродетелей.