Я осторожно достаю телефон из-под стола. Пришли сообщения от друзей. Я изменил название группового чата на «Четыре Ублюдка», будто мы четыре мушкетера. Ксан сказал, что есть только три мушкетера, а Коул только что сменил название на «Ублюдки».
У него нет воображения.
Я пытаюсь притвориться, что меня интересуют их сообщения, но это не так, поэтому я сразу перехожу к сообщениям Тил.
Ничего. Пусто.
Она не признавала моего существования с той ночи. Хорошо, так что, может, то, что я сразу обрушил на нее свою детскую травму, не было моим самым ярким моментом.
И ладно, признание того, что у меня нет гордости, когда речь заходит о ней, осуждается в книге Рона Астора Второго, но она не какая-нибудь девушка.
Она Тил.
Я не могу бороться с необходимостью быть с ней каждую минуту бодрствования. Я хочу обнять ее, и, может, если я обниму достаточно крепко, она в конце концов тоже откроется мне.
Может, она почувствует себя в достаточной безопасности, чтобы рассказать мне, почему она возводит стены после того, как мы займемся сексом, или когда она поспит в моих объятиях.
Это не может быть порочностью — она любит это так же сильно, как и я. Это игра, в которую мы играем, и она чертовски хороша в этом. Я чертовски надеюсь, что это не представление, потому что Рон Астор Второй и его легендарный размер накинули бы веревку на шею, и это стало бы гребаной трагедией.
Быть может, мне нужно похитить Нокса и пытками выбить из него ответы.
Или нет.
Похищение и пытки будущего шурина не одобряются в девяноста девяти процентах культур.
Кроме того, я хочу, чтобы она стала той, кто расскажет мне, а не он.
Но если она думает, что может убежать от меня, прогуливая школу, она, должно быть, не знает меня.
Я Астор. Мы не останавливаемся.
Мой прапрадедушка привез свою жену из Африки. Когда его семья не согласилась, он как бы показал им средний палец и все равно женился на ней. Вернее, он докучал ее, пока она не согласилась выйти за него замуж.
Я такой тип Астора.
Он разбил лагерь в Африке — мне повезло, что мне просто нужно разбить лагерь перед домом Стил.
— Ронан.
Я отрываю голову от телефона на папин голос, понимая, что слишком долго смотрел на отсутствие сообщений.
— Никаких телефонов, — шепчет Ларс. — Насколько тяжело следовать этой простой инструкции, молодой лорд?
Я пристально смотрю на него, а он притворяется беззаботным, уставившись на отца.
Я ухмыляюсь, засовывая телефон в карман.
— Пожалуйста, продолжай. Приношу извинения за свое неадекватное поведение.
Папа, должно быть, чувствует сарказм в моем чересчур шикарном тоне, но отмахивается.
— Мы здесь, потому что нам с твоей матерью нужно, чтобы ты кое-что узнал.
— Еще одна поездка? — я усмехаюсь. — Ох, подожди — на этот раз Мальдивы?
— Ронан...
Мамины глаза опускаются вниз, и я жалею, что не могу как-нибудь ударить себя по яйцам. Удар должен был быть направлен на отца, а не на нее. Это он всегда куда-то ее увозит.
— Ронан, — ругается отец.
Я встаю.
— Меня не интересуют твои пункты назначения, отец. Ларсу это интересно.
— Но разве тебе не нужны даты? — отец огрызается в ответ. — Чтобы ты мог устраивать свои бесконечные вечеринки.
— Ларс... — я недоверчиво смотрю на него. — Ты чертов предатель.
— Язык, — ругается отец. — И я говорю с тобой, а не с Ларсом. Ты действительно думал, что что-то может происходить под моей крышей, и я ничего об этом не узнаю?
Мне требуется все мужество, чтобы не пялиться на Эдуарда. Я пытаюсь стереть его из жизни.
— Что ты пытаешься доказать всеми этими вечеринками, Ронан? Выпивкой? Травкой? Алкоголем? — голос отца с каждым словом становится все более смертоносным. — Ты думаешь, что ты ребенок?
— Больше нет, — говорю я, и на этот раз мои глаза скользят к Эдуарду.
Он ерзает на стуле, разглаживая галстук.
— Успокойся, Эдрик, — улыбается он, словно пытаясь снять напряжение.
Пошел он.
И пошёл отец.
И даже Ларс, гребаный предатель.
— Прекрати. — голос мамы становится ломким. — Пожалуйста.
Через секунду папа оказывается рядом с ней, хватает ее за плечо.
Я поворачиваюсь, чтобы уйти. У меня нет времени на семейные драмы, и если я проведу еще одну секунду в одной комнате с Эдуардом ублюдком, я воткну нож ему в горло, и вновь убийство осуждается в девяноста девяти процентах культур.
— Ронан, не уходи, — умоляет мама.
— Я поговорю с тобой позже, мам.
— Нет никакого позже. — громкий голос отца останавливает меня на полпути. — Она умирает.
Я разворачиваюсь так быстро, что удивляюсь, как не падаю лицом вниз. Слова, которые он произнес, эхом отдаются в удушающей тишине, как приговор.
Теперь я вижу их в другом свете.
Отец кладет руки на плечи матери... ее бледное лицо и слезы в глазах..
Ларс смотрит на меня с печалью...
Он знал.
Он, блядь, знал.
— Что ты только что сказал? — шепчу я.
— У твоей матери рак матки, и она всегда страдала от иммунодефицита. Рак дал рецидив год назад, и операции не помогли.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что операции не помогли? И почему я узнаю об этом только сейчас?
— Это была моя инициатива. — мама встает и чуть не падает обратно.