Порода. The breed

От половцев, серыми волками рыскавших по своей полынной степи? От ляхов и жмуди, серыми тенями скользивших в сладком дурмане своих болот? От вестфальского дворянина, с наступлением тьмы надевавшего серую шкуру вервольфа, чтобы выйти в лес на ночную охоту? От заклятых злой волей невинных детей русичей, выходивших в волчьем обличье из снежных лесов в поисках избавителя: кто же приблизится, взглянет спокойно глаза в глаза, накинет пояс с узлами и освободит, наконец, из колдовского плена?

Сани подкатили. Желтый свет из окон, наполовину занесенных снегом, синие отсветы на сугробах. Облака теплого пара вырываются навстречу из распахнутых дверей. Тонкий сухой запах старого деревянного гнезда: чуть горчит печной дым, сладкой роскошной струей веет голландский трубочный табак, корицей пахнет красное дерево прадедовских мебелей, а крепкий настой зверобоя и мяты смешивается с тленным ароматом засушенных розовых лепестков в низких вазах...

Михаил встает навстречу от столика, а там хрусталем горят разноцветные графинчики с водкой: хризолитовая - на смородиновом листе, сердоликовая - на рябине, топазовая - на березовых почках. Рядом закуска: квадратики черного хлеба с солью. Обе белые собаки наперебой суют под руку длинные морды, цокают по полу когтями, подпрыгивают, лижут, взвизгивают, косят горячими черными глазами на слезе. Да. Это дом.

- О, голубчик! Ну, садись, обогрейся. Неужто ночевать? Радость какая. Сейчас закусить с дороги соберут, а покуда выпьем. Какая ночь! Луна, и друзья наши серые развылись что-то. Ты из Талашкина прямо?

- Оттуда.

- Ну что?

- Решили не продавать. Бог мой, как я устал! Вот и подумал - заверну отдохнуть. Сил нет никаких. Ты-то как?

- Тебе вот рад. А об остальном - не буду. Глупо, право. Это просто такая ночь... Что-то волнует, а что - не знаю. Ну, выпьем, вот хоть за борзых моих выпьем, за охоту!

Осип Петрович проснулся поздно. Михаил давно уехал по делам и оставил сказать, что вернется к обеду. Просил дождаться. Герасимов весь день провел на диване, почти не шевелясь и предаваясь по временам тревожной дремоте. Опять мела метель, но к вечеру небо прояснилось.

За обедом Осип Петрович угощал с тарелки попеременно обеих собак, следя, по старому обычаю, чтобы ни одну не обидеть. После курили в диванной. Утренняя расслабленность, по-видимому, дала необходимый отдых: тоска ушла, а силы прибывали. Михаил тоже был спокоен, и беседа показалась даже интересной, хотя никаких серьезных вопросов не касалась. После кузен снова удалился в диванную, отдыхать, а Осип Петрович пошел бесцельно бродить по дому. Вернулся в зал.

Вот за этим длинным столом садились при дедушке обедать... Каждый день - средним числом человек по пятнадцать, иногда и по двадцать. Рассаживаются, оживленно переговариваются... Эти милые призраки взрослых, давно ушедших, вновь на миг явились вокруг стола, заговорили, заулыбались - ему, маленькому, - каждый со своей особой прелестной манерой, своей неповторимой миной... Вот уважаемая дедом гувернантка младших теток, добрая Екатерина Анатольевна, - единственная из женщин, осмеливавшаяся курить при деде... У стола - три лакея и казачок Митька, приученный почему-то благодарить по-польски... А после обеда в диванной за игрой в дурачки Екатерина Анатольевна рассказывает деду свои истории... Дед курит «цыгару»... Тут же бравурно звучит фортепьяно, и тетя Варя Кареева в быстром вальсе кружит тетю Лизу, сестру папы... Из своих рам красного дерева, как из окон, важно, как и сейчас, смотрят на танцующих барышень генералы. Что-то они потемнели лицом за полвека...

Михаила уж не было в диванной. Осип Петрович подошел к окну. Луна сияла. Звезды играли на ясном небе, складываясь в переменчивые узоры. На полнеба раскинулся Орион - одинокий страж зимней тьмы. Синим огнем мерцал Сириус - лаяла на луну собачья звезда...

Вот и кончается этот страшный год. Всего несколько часов осталось... Что-то принесет новый, 1917? Какие надежды сбудутся? Наступит ли, наконец, жизнь?

ГЛАВА 3

Уйди, уйди из места сего. Чего ищешь в этой

пустыне? Ужели ты не боишься умереть

либо от зверей или от разбойников и

душегубцев?”

Житие Св. Сергия Радонежского

Утром я соскочила с кровати.Впрочем, каждое из слов в этой фразе нуждается в пояснении.

Утром? Да, если утро определять по-английски: 4.30. Ведь в пять мне предстояла прогулка с борзыми, и я не хотела быть застигнутой врасплох, хотя Мэй, прощаясь вчера перед сном, с воодушевлеием пообещала: “I shall knock at the door in time and wake you, dear!” ¹.

Предыдущая ночь была мучительна. Пролечу, как фанера над Парижем, - думала я, - и, конечно, самолет разобьется! Вторая такая же ночь стоила мне еще дороже.