Порода. The breed

Семнадцатилетний Арсений сновал весной по Арбату - то в школу, то к приятелям, то с приятелями в «Художественный», то в «Юный зритель», то в «Кадр» на Плющихе. Он выпархивал из своего гнезда под крышей ранним утром, когда тополя стояли влажные от ночной росы, в облаках едва распустившихся зеленых или розовых сережек. Тополиные сережки, похожие на толстых мохнатых гусениц, устилали тротуары, быстро высыхающие под весенним солнцем, и если на них наступить, издавали приторно-сладкий запах мая. Все блестело, сияло, лучилось.

И вот, неизменно под вечер, в тихих голубых сумерках, где-то высоко, вдруг – всегда вдруг! - раздавался первый, слабый еще, усталый, но знакомый, как детство, крик: прилетели стрижи. Утром они уже носились над рекой и вокруг двух высоких домов на набережной с ликующими возгласами: наступало московское лето.

Сероглазая Ниночка готовилась в МГУ. Павел Иванович молча подходил и тихонько, стараясь не мешать, ставил на стол около сидевшей за книгами дочери то блюдечко с бутербродом, нарезанным на мелкие квадратики, то клал редиску или морковку. Ниночка поступала на филфак. Она была из тех, чью судьбу еще в детстве то ли пророчит, то ли предопределяет одна книга. Случилось так, что в гимназии Павел Иванович был награжден небольшой коричневой книжечкой в скромной коленкоровой обложке. Это были «Рождественские рассказы» великого Чарльза – доброго гения всякой живой души, англичанина из англичан, но всечеловеческого заступника и защитника. Ниночка научилась читать очень рано, и из мира диккенсовых героев с тех пор так и не выходила, физически обитая при этом совсем в другой стране и в другое время. Неверно, и даже примитивно просто было бы сказать, что это свойство ей помогало. Ей вовсе не нужна была помощь. Она не протягивала руки за миской каши – для себя, заранее зная, чем это кончится. И легко протягивала руку, прося за другого, веря в торжество добра в темной и страшной человеческой душе. Так и пошла дальше Ниночкина жизнь: Диккенс победил все. Трудно и мучительно, медленно и неявно, но чем дальше шло время, тем яснее становилась эта победа.

Арсений был похож на отца. Опора у него была не в людях и не в книгах о них. Он жил рассветами и закатами, переменчивыми цветами неба над рекой; снегом – зимой, птицами – летом. Высокий юноша с прозрачными глазами, вбиравшими все лучи мира, он был, как птица, весел и любопытен, бодр и легок. Правда, в детстве книга нашлась и для него. Это были «Индонезийские сказки» - сборник из коллекции Нины Федоровны - рыжий, выцветший томик с красным экзотическим орнаментом. Потом, годы спустя, он нашел такую же, перебирая книги в одном из трех арбатских букинистических магазинов – кажется, в том, что ближе к Арбатской, чем к Смоленской, - и купил. С этим томиком сказок он и поехал в последнюю свою экспедицию в начале шестидесятых.

В сказках Индонезии только один герой, маленькая антилопа кончиль. А враги, зубастые и клыкастые, подстерегают повсюду. Только поставит кончиль тонкую ножку на плавающее в воде бревно – а это крокодил, и вот уже начался торг за жизнь, и как ускользнуть? Только приляжет отдохнуть на полосатую от солнечных лучей травку – а это раскинувшийся на солнце тигр, и снова торг с той же, последней, ценой – и как бежать?

Арсению удавалось все, и во всем – везло. Он поступил, минуя все преграды, неизбежные при его анкете, в Тимирязевку, на тот же факультет, что закончил в свое время Павел Иванович Кузьмин, и стал лесоустроителем. Он легко и с удовольствием учился в Академии, окруженный растениями и животными, людьми, которые думали о них, и книгами, о них написанными. Он стал охотником, завел спаньельку и ездил на тягу, на уток, на боровую.

После множества легких экспедиционных романов, от которых, казалось, не только не страдали, но даже получали удовольствие обе стороны, он полюбил веселую и беззаботную девушку, тоже выпускницу Тимирязевки, и работал в лесу уже только с ней. У него родилась чудесная дочка, которую назвали Валентиной и которую было с кем оставлять – Анна Александровна продолжала работать в доме с колоннами на Малой Пироговской, но стала уже старшим библиографом и отличалась к тому же редким для ее возраста здоровьем, так что совершенно самостоятельно справлялась даже с младенцем – относила в ясли, забирала и нянчила, когда родители уезжали в леса.

Но однажды в волшебном механизме сказки что-то не сработало. На какое бревно наступил маленький кончиль, в какую попал ловушку, от чего не смог спасти не только себя, но и свою юную жену – так и осталось неизвестным. Из экспедиции не вернулись оба, и Анна Александровна не смогла собрать достаточно сил, чтобы с двухлетним ребенком на руках искать и найти в тайге то место, где до нее никого не нашли.