Порода. The breed

- Итак, Анна, нужно все-таки начать. Времени у нас немного. Я не буду ходить вокруг да около. Я хотела бы, чтобы вы вышли замуж за Ричарда. Мой муж, который с вами не знаком, но о вас наслышан, придерживается того же мнения. Я не могу предоставлять события их естественному развитию – времени для этого недостаточно. Ричард не знает, что я вам сейчас делаю предложение от его имени. Но я знаю, что он боится даже мечтать… А я боюсь, что если он боится, то это неизвестно сколько может тянуться и неизвестно чем кончится. Дело не в том, что мне нужны внуки. Четверо у меня уже есть. Мне нужно, чтобы хотя бы у одного моего сына была семья. Ричард вполне способен вести себя так, как требуется (кстати, как и двое моих старших мальчиков). Мы воспитали его, и я отвечаю за свои слова. Но в нашем кругу нет молодых леди, для которых жизнь с собственными детьми и мужем – это удовольствие. А удовольствия для них – это все то, что с семьей несовместимо. Браки неизбежно распадаются и заключаются вновь. Это тоже одно из удовольствий.

Энн налила еще виски, и мы немного выпили.

- Но почему ограничиваться только вашим кругом? В Англии множество других девушек – может быть, Ричард встретит кого-нибудь из университетской, артистической или какой-нибудь совсем иной, простой среды?

- Анна. Вы не представляете, что такое современная Британия. Традиции рухнули. Остались одни права человека. И суд. После Битлзов любовь превратилась в необременительное удовольствие. Каждый чувствует, что имеет на него право. Чуть что – в суд. Никто не хочет терпеть и страдать ради другого. Даже ради детей. Так что шансы найти молодую леди в другом социальном мире точно так же ничтожны. – Энн погладила подошедших к ней собак, причем каждая выражала явное неудовольствие тем, что есть еще и другая. Ревность все-таки одно из самых неприятных чувств, даже у животных. Особенно противно щерила свои мощные молодые клыки сахарной белизны стэффордшириха. Было ясно, что суке бордер-терьера - некрупной, не защищенной броней мышц, не вооруженной грядами хищных зубов и клыков, осталось недолго.

- Ну, Анна, так что вы скажете?

- Скажу, что я вполне понимаю вас, Энн. В России иная трагедия, но у меня – очень похожая. К тому же есть две трудности – одна решается довольно быстро, другая – может быть, никогда.

- Так, - сказала Энн, спокойно взглядывая на часы. – На обсуждение деталей у нас остается около четверти часа. У меня тоже есть одна вещь, о которой мне хотелось бы сказать после вашего принципиального согласия, если оно будет получено. Поэтому начнем с вас. Пожалуйста.

- Первое – я совсем не знаю Ричарда. Он очень красив. Он очарователен. Он совсем не похож на тех мужчин, с которыми я знакома. Но я его просто стесняюсь.

- Чепуха. Если вы не против, пусть съездит с вами в Шотландию. Надеюсь, Мэй одобрит эту идею. А второе?

- Язык. Я не могу себе представить, что мне не с кем будет говорить по-русски. Энн, это значит полностью отказаться от себя. Когда я говорю по-английски, я не испытываю никакого напряжения, но я уже не русская, а значит, вовсе не я.

- Я думаю, - не сразу ответила Энн, - что выход есть. Будете с детьми говорить по-русски. Английский они и так выучат. Потом, тут живет масса эмигрантов. Правда, мы с ними незнакомы. Не исключено, что общаться с ними и нельзя. Но мы проверим. Теперь о моей просьбе. Ведь я надеюсь, что ваши слова, Анна, в целом можно рассматривать как согласие?

- Да, - сказала я. – А можно еще немного виски? Спасибо.

- Просьба может показаться довольно странной. Мне нужны бумаги.

- Бумаги? – беспечно повторила я, опаленная огнем последней порции янтарного напитка шотландских нагорий

- Ну да. Бумаги о вашем происхождении.

- Что же тут странного? У каждого есть свидетельство о рождении и паспорт, наконец.

- Я не эти бумаги имею в виду. Мне нужно документальное подтверждение вашего высокогопроисхождения.

- Нет, Энн, это невозможно. Ни у кого – ну, почтини у кого - во всей нашей огромной стране таких бумаг нет. Их уничтожили, чтобы остаться в живых после революции, те, кто не уехал за границу. После того, как началась перестройка, очень немногие такие бумаги восстановили – в основном, чтобы похвастаться. Для этих целей у нас восстановлено и так называемое Дворянское собрание. Но ведь если нет царя, нет никаких других сословий, то как могут существовать дворяне? Некоторые восстанавливают, а иногда просто покупают бумаги о происхождении, надеясь на возвращение собственности. Если могут купить, например, дворец, или поместье, или дом, то бумаги, кажется, помогают. И мне кажется, это правильно. Если бумаги подлинные, и если тебе по средствам купить и снова отстроить дом предков – это счастье. Но у меня никаких таких бумаг нет. И быть не может.

- Почему?

- Энн, не все русские – аристократы.

- Конечно, нет. Но Анна, достаточно на вас посмотреть и поговорить с вами полчаса, чтобы все стало ясно.

- Зачем же тогда «бумаги»?