Порог греха

В просторном сосновом бору с колышащейся в воздухе солнечной паутинкой так и подмывает упасть на колени и молитвенно воздеть руки к небу. А сунься в болотный, называемый в народе «свиным» багульник, что как верный любовник всегда жмётся к кустам застенчивой голубики на заболоченных еланьках, таким забористым духом шибанёт в нос, разопрёт до боли грудь, и через минуту-другую закачается перед глазами мир от головного кружения. Но затаись, не вороши пахучее содружество голубичных и багульниковых куреней, тяни воздух медленным дыханием, и начнёшь исцеляться прежде всего от носоглоточных недугов. А уж если устроил ты бивак, накипятил воды на трескучем костре, кидай в котелок или чайник несколько багуловых веточек. От их заварной горечи сходит любой лёгочный налёт, молодится желудок.

Случается и такое. Ударит в смуту грозовую огнепалая змея с неба. Или нерадивый человек оставит по небрежению костёр на вольный самопотух, того хуже – по умыслу зловредства уронит искру в жохлую траву, и пойдет по таёжным просторам разгульной пирушкой огонь. С гулом самолётным! Напором танковым! Размахом средневековой степной орды! Накатной волной пламени слижет пышность крон, высушит до гибельной черноты кору стволов, выгрызет под корнями смертельные норы. Но пройдёт время. И то же небо, посылающее огонь порушения, уронит на землю благодатную влагу. Проникнет она сквозь толщу гари и пепла к живой почве, где утаились от погибели корешки разных трав и деревьев, и позовёт их к жизни. И вздымется над прахом юная поросль, оберегая друг друга, к солнцу. И потянет корешками из недр земных глубинную живодавнюю воду. Выбьется она из каменной темени на волю, разбежится звонкоструйными ручейками, наполнит болотистые низины, озёра и реки, а те в свой черёд дадут силу другим травам, деревьям и кустарникам. И через несколько десятков лет зашумит на поражённом месте новая тайга, как торжество ничем не одолимого круговорота жизни.