Порог греха

Сумерки быстро густели. Вскоре зачернела и слилась в непроницаемую стену по обеим сторонам дороги таёжная поросль, да и сама дорога пропала перед глазами. Алесь угадывал её ногами. Забродчал мелкий дождь (словно ждал, когда тьма перейдёт границу света!). Простыня быстро намокла. Темнота не пугала Алеся – ужасом охватывал мокрый холод. Он натянул часть простыни на голову, но от этого не стало теплее. Его трясло так, что он не успевал переводить дух, захлёбываясь дыханием. Ноги всё ощутимее наливались ледяной свинцовой тяжестью. Алесь пытался тереть их ладонями, прыгал на месте, но тепло не появлялось. Алесь заговорил вслух, громко, почти вскрикивая (ему казалось, что так усилится ток крови в жилах): «Сестричка моя! Теперь я всё понял! Теперь я знаю: ты была здесь, в этой ужасной бане! Это он, змеюга, погубил тебя! Сестричка, я отомстил за тебя! Пусть он мучается теперь… А если не помрёт (может и не помрёт, оклемается), тогда…Тогда мы с Филькой всё равно его достанем! Сестричка, мне очень плохо, я замерзаю! Но я не должен замёрзнуть, я должен жить!» И Алесь закричал: «Ма-ма! Мамочка-а-а! Помоги мне! Спаси меня!» Голос его увязал в струях дождя. Мрак впереди. Мрак с боков. Мрак вокруг него. Мрак во всем мире! Алесь слышал, как замерзают люди: это только вначале холодно, а потом становится тепло и подступает тихий и ласковый сон. И он заснет. И поднимется в небо. Где-то там за облаками его ждут мама и Павлинка. И он встретится с ними. И они снова будут вместе. Зачем ему одному мучаться на земле?

Алесь потерял счёт времени. Ему казалось, что он идёт по этой дороге всю жизнь под холодным дождём. А может быть, он уже заснул насовсем и находится в другом мире, который зовут тем светом? Но в нём должно быть хорошо. Там много солнца и тепла. А здесь тьма и холод. И он уже совсем не чувствует своего тела. Алесь заплакал, но слёзы тоже были льдистыми, как струи дождя. Если бы где-нибудь спрятаться от него: сойти с дороги на обочину, найти какую-нибудь выворотку, большой куст, сделать шалашик из ветвей, заползти в него, закопаться в листьях… и согреться, согреться, согреться!

Ноги уже не слушались. Мальчик упал, сжался в комочек, собирая к груди и животу последние остатки тепла. Заснуть. Скорее заснуть. Забыться от непроходящей муки холода. Остановленная на этом желании мысль начала постепенно меркнуть. Сознание покидало Алеся. И вдруг он услышал звук приближающейся машины. Озарённый надеждой, Алесь встал на четвереньки и, преодолевая немоту коленей, поднялся во весь рост. Пучок яркого света ослепил его. В уши ударил дребезжащий металлический голос сигнала. Ржаво взвизгнули тормоза. Последнее, что почувствовал Алесь, – окатную волну тепла, исходящую от разогревшегося мотора, и удушливый запах сгоревшего бензина. Земля ушла из-под ног.

Что-то жгучее и острое, как нож, вонзилось в горло, прошило грудь и разлилось лёгким жаром по низу живота. Алесь открыл глаза. В слабом свете маленькой электрической лампочки, пристроенной под потолком кабины, совсем рядом он увидел улыбающееся лицо, с обрамляющими его медными волосами. Волшебно посверкивал ряд серебряных зубов.

– Ну вот и молодчага! Ну вот и хорошо! Напугал ты меня, оголец!

Алесь узнал тётю Катерину: это она подвозила его с Павлинкой к детскому дому, когда они бедовали на железнодорожном вокзале после смерти мамы, а потом и на похоронах помогала. Перед самым его носом тётя Катерина держала алюминиевую фляжку.

– Глотни–ка ещё разок, не боись! Вот так. Молодчага! Счас отойдёшь. Водка – самый пользительный продукт в таком мозглом деле. Уж я-то знаю!

Алесь проглотил маленького ёжика, который, царапая иголками пищевод, пополз, разгоняя по телу тепло и слегка кружа голову, закашлялся, замотал головой и окончательно пришёл в себя. Он сидел в кабине в наброшенной на плечи телогрейке, с укутанными в покрывало ногами. Живительный ток крови пощипывающее возвращал мышцам прежнюю чувствительность и силу.

Алесь подтянул руками борта телогрейки и спрятал в них лицо. Что-то подсказывало ему: нельзя, чтобы тётя Катерина узнала его: узнает – отвезёт в детдом! А ему теперь туда дорога заказана. Наверное, уже и милиция знает. Граф, конечно, добрался до города: пролетел мимо на мотоцикле, пока тётя Катерина парня в чувство приводила. Если только Алесь его не …

– Ну, как? Оклемался? – участливо спросила тётя Катерина, взлохмачивая на его голове волосы рукой, пахнущей бензином.

– М-м-ы-ы, – согласно промычал Алесь.

– Ну вот и хорошо, – обрадовалась тётя Катерина.

– А может ещё глотнёшь? Для настроя? Тогда я глотну. Веселее поедем!

Она приложилась губами к горлышку фляги. Крякнула. Спрятала флягу под сиденье. Выключила лампочку под потолком кабины, «чтобы не садить старый аккумулятор».

– Ну, вперёд!

Заскрежетала первая скорость. Взвыл мотор. Машину задёргало, затрясло. Но, после умоляющих вскриков водителя «Давай! Давай! Тяни, старушка!», мотор ровно загудел, и машина ходко покатила по грунтовке, выглядывая её недалёким светом фар.