Порог греха

В оптический прицел, совмещённый с прибором ночного видения, она оглядела вершину горы. Над каменной кладкой, сделанной, видимо, обосновавшимися на вершине солдатами, почти в рост человека, иногда мелькали головы самых рослых бойцов, к небу взлетали и гасли искры костра. Напрягая слух, Анне действительно услышала песню, точнее, обрывки её, когда солдаты сильно нажимали на голоса. «Гуляют. Тем лучше: похмелье притупит бдительность, и она сможет славно поохотиться утром!»

Четыре человеческих фигуры внезапно обозначились в окуляре прицела. Анне даже тряхнула головой: не мерещится ли? Нет. Фигуры стояли во весь рост и рядом друг с другом. «Отливают, – догадалась Анне, – надулись пива или чаю». Разве можно было поступиться такой удачей? Дичь сама шла в руки!

Анне передёрнула затвор. Уняла дыхание. С невесомой послушностью указательный палец правой руки лёг на спусковую скобу. Две фигуры свалились с каменной стены почти одновременно. Третья повалилась на четвёртую, и Анне несколько раз прошила её беглым огнём, чтобы достать разрывными пулями и ту, четвёртую фигуру. «Спасибо, Господи», – прошептала она машинально, как часто говорят люди, не верящие в Творца.

В его существовании Анне сомневалась. Если он есть, то почему допускает на земле войны, революции, такие неслыханные злодейства людей по отношению друг к другу? Почему не наказывает самых отъявленных преступников? Сталин отправил на тот свет миллионы людей, но прожил долгую жизнь – многие праведники и до этого не дотягивают! Брежнев послал умирать в Афганистан десятки тысяч советских солдат, а сам умер спокойно во сне, без мук и терзаний. Ельцин развязал бойню в Чечне и тоже живёт-поживает за Кремлёвской стеной припеваючи. Да вот и она сама имеет ли право благодарить Создателя за то, что убивает людей?

Почему вдруг такие мысли пришли ей в голову? Анне отмахнулась от них. Надо думать о приятном. В конце лета ей обещали отдых в Турции и недельное пребывание на родине. Она бы и сразу поехала в Эстонию, но таков был порядок: все боевики должны были пройти психофизическую реабилитацию в специальных турецких санаториях. Надо потерпеть. Из Эстонии она решила не возвращаться и навсегда покончить со своей кровавой работой.

Анне сделала несколько больших глотков из фляжки. Плотно закусила. Кофе решила оставить на утро. Если удастся, то подстрелит на рассвете ещё одного зазевавшегося недотёпу. Нет, огорчаться не станет – она и так прекрасно поохотилась! – сразу же пойдёт в лагерь.

Укладываясь спать, Анне обычно представляла себя маленькой девочкой, возле которой сидит мама. Она качает кроватку и поёт нежную-нежную песню. Анне пустила хмельную слезу, натянула на голову капюшон камуфляжной куртки, полностью закрыв лицо, и быстро уснула.

Она не знала и не могла знать, что часа за два до её прихода сюда, высоту, занятую русскими, атаковала большая группа боевиков из другого, не её соединения. Атаковала врасплох, захватила с малыми потерями, вырезала всех до единого защитников. Трупы боевики сбросили в ущелье, развели костёр и с той же беспечностью, какую проявили русские солдаты, принялись жарить на огне мясо, набивать им желудки, заливая водкой и пивом.

Анне проснулась от громких голосов и болезненных пинков по ногам. По чернобородым лицам и гортанной речи Анне быстро сообразила, в чьи попала руки. Пока её вели на ту самую вершину, на которой, непонятно для неё, почему-то оказались боевики, Анне пыталась объяснить, кто она и зачем оказалась здесь. «Я своя! Я ваша!» – беспрестанно повторяла Анне. Боевики не обращали на это никакого внимания. Только один нахально и больно ухватил её за груди и дохнул в лицо водочным перегаром:

– Наша дэвочка. Наша. А чая жэ ищо?

Услышавшие это заржали. Анне поняла: в ней они теперь видели не свою и не чужую, а просто женщину, с которой будут обращаться по зову изголодавшейся мужской плоти. Однажды в лагере ей пришлось стать свидетелем тому, как с десяток бородатых самцов мучили молодую русскую девушку до тех пор, пока она не испустила дух. Чеченских женщин боевики не трогали.

На небольшой каменистой площадке, куда привели Анне, у каменной стены лежали три трупа, прикрытые чёрной полиэтиленовой плёнкой. Рядом сидел парень с забинтованной головой. Сложив руки на груди, он раскачивался из стороны в сторону и стонал. Анне догадалась: это результат её ночной охоты. Никакие увещевания не помогут. Она обречена. Но всё-таки продолжала повторять, как заклинание:

– Это ошибка. Я своя. Где ваш командир?

Анне тщательно обыскали: вывернули карманы куртки и штанов, сняли пояс с долларами, золотую цепочку с шеи, вынули серьги из ушей.

Боевиков было человек двадцать. Одни сидели на земле, скрестив ноги, другие расхаживали по площадке, что-то жевали, пили из пластмассовых бутылок, вдыхали белый порошок с ладоней и многозначительно поглядывали на Анне. В их глазах она не видела злобы, а только скотское вожделение.

– Где ваш командир? Я хочу поговорить с ним. Я из лагеря. Я снайпер.