Порог. Повесть о Софье Перовской

Прошло с полчаса. Разговор у них с Олей не клеился. Да и о чем говорить в такую минуту! Обе они хорошо представляли себе, что такое в данный момент Квятковский для организации. Все те последние два с лишним месяца, что Михайлов был в Москве, именно в руках Квятковского находились нити всех дел в Петербурге, не исключая и сношений с тем неведомым Соне «ангелом-хранителем» из Третьего отделения, который ежедневно сообщал, кому из товарищей грозит непосредственная опасность. Потеря Квятковского могла уж очень дорого стоить. Но об этом, точно боясь накликать беду, не говорили.

Соня молча стала одеваться. Оля вызвалась проводить ее. — Да что вы все как сговорились, — с обидой даже сказала Соня. — Не маленькая, сама дойду!

Добралась до тайного прибежища своего благополучно. Юркнула в свой подъезд, лишь удостоверившись, что нет «хвоста». В квартире по-прежнему была лишь Геся. И за все это время никто не приходил:

Время тянулось мучительно медленно. Больше всего томила неизвестность. От этого поневоле мерещится невесть что. Но были и здравые, кажется, мысли. Со щемящей болью в груди Соня подумала вдруг об одной страшной закономерности: чуть не после каждого их крупного и громкого дела с неотвратимостью, рока следуют массовые аресты. Так было после выстрела Засулич, после убийства Мезенцева, после покушения Соловьева. Никакой мистики, конечно. Было бы даже странно, если бы власти не пытались обезвредить свои? противников. Но разве от понимания этого делается хоть сколько-нибудь легче? Разве боль утраты станет меньше, если скажем, объяснить возможный арест Квятковского тем, что он стал жертвой облав, вызванных взрывом в Москве?

Постой, сказала она себе тут же. Ты как-то очень уж механически сравниваешь. Ты не учитываешь того, что за прошедшее время прибавилось новое обстоятельство, одно, но в данном случае, вероятно, решающее. Если прежде (и два года назад, и год, и даже полгода) мы защищались, что называется, вслепую, то. теперь, когда в Третьем отделении у нас появился наш «ангел-хранитель», — о, теперь мы заранее, хотя бы на сутки раньше, знаем, куда власти собираются нанести свой удар! Так уже бывало не раз и не два, и только случайность или собственная неосторожность могли ныне привести к провалу — в Петербурге во всяком случае. Но как же тогда мог попасться Квятковский? Будь он на «крючке» у жандармов — «ангел-хранитель» дал бы знать об этом! Нет, ничего с Квятковским не случилось… Не смог вчера прийти за паспортами — придет сегодня, эка важность. Да, конечно: как это она не догадалась, что Квятковский не мог быть арестован, никак не мог, пока в. Третьем отделении наш человек.

Другoe дело (свежей болью ударило в сердце) — Гриша Гольденберг. Вот ему действительно ничем нельзя было помочь. Только здесь, в Петербурге, узнала она о его аресте. Его схватили, когда он из Одессы возвращался с динамитом в Москву. Произошло это еще 14 ноября, в Елисаветграде. Невероятная, глупейшая история, как раз из ряда тех случайностей, которые не предусмотришь.

Из донесений, поступивших в Третье отделение (тот же "ангел-хранитель", конечно, известил о содержании секретный этих документов), со всей очевидностью вытекало, Гришу на сей раз решительно не в чем упрекнуть; ни грана легкомыслия. Пожалуй, можно бы даже сказать, что пал жертвой излишней своей осторожности: не с собой повез чемодан с динамитом, сдал его в багаж, — но в том-то штука, что именно так и надлежало ему поступить, чтобы свести до минимума риск и обезопасить надежно себя и дело. В Елисаветграде Гольденбергу предстояла пересадка. Он надо отдать ему должное, вел себя сверхосторожно: пошел получать тот чемодан, не стал сам переносить его на Харьковско-Николаевскую линию, по которой собирался ехать до Курска, а велел все это сделать носильщику вручив ему багажную квитанцию и свой билет. Но мог ли он знать, что несколькими минутами раньше весовщик, обнаружив среди багажа небольшой чемодан, непомерный вес которого явно не соответствовал его величине, тотчас сообщи. о своих подозрениях станционному жандарму!.. Жандарм само собой, распорядился чемодан без его ведома пассажир} не выдавать. А тут как раз и носильщик, посланный Гольденбергом, явился. Ему приказали пригласить в багажное отделение своего пассажира…

Разве вот тут только, подумала Соня, Гриша немного сплошал: надо было бросить чемодан. Впрочем, легко ей сейчас рассуждать — задним-то числом. Неизвестно еще, как она сама бы поступила, окажись в Гришином положении. Bедь он знал, как ждут его динамит в Москве, и, взвешивая всю меру риска, почему (он обязательно должен был предполагать худшее, почему, напротив, не мог понадеяться на то, что просто вышло какое-то недоразумение, которое тотчас разъяснится? Словом, разве мог он так просто отказаться от своего драгоценнейшего груза, не использовав — пусть минимальный, единственный пусть — шанс, какой был в тот момент в его распоряжении? Так что нет, она скорей всего не права: Гриша и такого упрека не заслуживает, — он должен был пойти с носильщиком, и он пошел…