Порою нестерпимо хочется

Эта молния оставила после себя в воздухе легкий звон. Джо сглотнул и вытянул шею, прислушиваясь к этому звону.

-- Дядюшка! Слышишь? Только что, слышал? -- ...тяжело тяжело холодно отдыхать да ЧТО? да просто лечь... слышишь ЧТО?

С вершины холма снова доносится слабый свист, резко обрывающийся в конце, как изогнутый нож для срезания кустарника.

-- Это Хэнк в хижине! -- восклицает Джо. -- Пойдем навстречу ему, Дядюшка, пойдем!

Ликуя, они идут назад по тропинке по направлению к звуку, и вдруг все вокруг заливает свет прожекторов... да ЧТО? Молли приподнимает морду с лап и поворачивает неслушающуюся голову в сторону свиста ЧТО? Все вокруг пропахло медведем, но запах уже не свежий. Здесь его подняли. Именно здесь. И она побежала за ним. Свист снова прорезает тьму ЧТО? ОН? Она отталкивается передними лапами и здоровой задней и снова начинает идти, снова ДА ОН... ИДТИ. А Ли достает себе таблетку и три сигареты, собираясь писать письмо: "Дорогой Питере...", и Вив не понимает, не может понять...

Когда Джо Бен появился у костра, Хэнк курил, сидя на мешке с манками.

-- Вот уж не ожидал тебя услышать, -- небрежно замечает Джо. -- Я думал, ты давно задал храпака. Да. Я бы, по крайней мере, точно так сделал. Чуть не заснул, болтаясь здесь...

-- Никаких следов Молли? -- Хэнк не поднимает головы от углей.

-- Ничего. Я прочесал все у ручья вверх и вниз. -- Он глубоко вдыхает, чтобы справиться с одышкой, -- иначе Хэнк догадается, что он проделал весь путь назад бегом, -- и идет привязывать Дядюшку, глядя, как Хэнк смотрит на огонь... -- А ты что не в своей тарелке?

Хэнк откидывается, переплетая пальцы рук на колене, и моргает от сигаретного дыма.

-- Ой... я с Малышом вроде повздорил.

-- О Господи, из-за чего? -- укоризненно спрашивает Джо и вдруг вспоминает, с какой поспешностью Вив с Ли отпрыгнули друг от друга, когда они появились.

-- Из-за чего, неважно. Дерьмо. Какой-то ерундовый спор по поводу музыки. Дело не в этом.

-- Очень плохо, очень плохо. Ты понимаешь? Вы с ним так хорошо ладили. После первого дня я сказал себе: "Может, я ошибался". Но потом лед растаял, и все пошло и...

-- Нет, -- ответил Хэнк, обращаясь к костру. -- Не так уж мы с ним ладили. На самом деле. Просто мы не ругались...

-- А сегодня поругались? -- спросил Джо, испугавшись, что он что-то пропустил. -- Но вы же не дрались, надеюсь?

Хэнк не спускал глаз с затухающего костра.

-- Нет, не дрались. Просто покричали немного. -- Он сел и выплюнул окурок в огонь. -- Но Боже ж мой, я уверен, что здесь-то и закопана истина, это та самая кость, которая застряла у нас обоих в глотках. Может, на самом деле из-за этого мы и не можем поладить...

-- Да? -- зевнул Джо Бен, пододвигаясь к огню. -- А что это? -- Он снова зевнул, у него выдался насыщенный день и еще более насыщенная ночь.

-- То, что мы не деремся. Что он не хочет, и мы оба знаем это. Может, из-за этого-то мы и остаемся чужими, как масло и вода.

-- Эта жизнь на Востоке сделала из него труса. -- Глаза у Джо закрылись, но Хэнк, кажется, этого не замечает.

-- Нет, он не трус. Иначе он бы не приехал. Нет. Дело не в том, что он трусит... хотя сам он, может, тоже так думает. Он достаточно взрослый, чтобы понимать, что, даже если он проиграет, никто не собирается его забивать. Я, помню, видел, как он в школе отбирал деньги у малышей в два раза его меньше, потому что он знал, что они его не побьют... Но даже когда он уверен, что его не побьют, он все равно ведет себя так, словно уверен в собственной неспособности победить!

-- Верно... верно... -- Голова у Джо Бена падает.

-- Он ведет себя так... словно у него нет никаких причин, ну ни единой, чтобы драться.

-- Может, у него их действительно нет.

-- Если их нет у Ли, то у кого вообще они тогда могут быть! -- Хэнк не мигая смотрит в огонь.

Шуршит вика, рычит Дядюшка. Что-то шевелится на границе света. Хэнк вскакивает на ноги. Устала устала холодно НО ОН! Кажется, что у собаки стало два хвоста, висящих из огромного распухшего зада.

-- О Господи! Ее укусила змея!

Она пытается цапнуть их, когда они берут ее на руки. Она не помнит, кто они такие. Теперь все они части единого целого. Как ЛУНА, и ОГОНЬ, и ДЕРЕВО, и МЕДВЕДЬ, все ЖАРКО ХОЛОДНО ТЕМНО в ее лихорадящем сознании; и бее это часть одного большого ВРАГА, как ВОДА, ОТДЫХ и даже СОН...

Поздно. Задушевно тикают часы. Отцу индеанки Дженни хватает сил лишь на то, чтобы сидеть и глядеть в пустой пульсирующий экран, похожий на голубоватый глаз. Но постепенно из этого глаза рваным строем начинают появляться разрозненные воспоминания и мифы. Они принимаются кружить вокруг костра, который не затухает уже шестьдесят лет. Наконец они рассаживаются кто где, друг на друге, как прозрачные годы, вырванные из целлофанового календаря. "Жили-были..." -- произносит известняковый глаз, и все замирают, прислушиваясь...