Порою нестерпимо хочется

Значит, так. Ладно. Вот, стало быть, я, и Хэнк достает меня по поводу мамы. Мое расцветшее добродушие поколеблено. Внутрь начинает сочиться холодный, горький свет рассудка. Совершенно очевидно, что перемирию наступил конец. Настало время думать о сражении. Я возвращаюсь к своему плану захвата необходимого оружия и тут же приступаю к проведению военной кампании...

"Ну, Хэнк, -- насмешливо замечаю я, -- найдется немало специалистов в области музыки, которые не согласятся с твоей оценкой современных джазовых направлений. Поэтому ты не допускаешь, что, может, ты немного, скажем, туповат? ограничен? "

Жертва моргает в изумлении от такой наглости Маленького Брата. Может, Маленький Брат перепил?

"Да... -- медленно произносит он, -- возможно..."

Но я прерываю его и бодро продолжаю:

"С другой стороны, может, ограниченность" -- звучит и несправедливо. Потому что нечего ограничивать. Как бы там ни было, суть не в этом. Мы ведь говорили о яйцах, не так ли? Возвращаясь к теме: о том, у кого стоит, о мужественности, силе, животной мощи и так далее. Так вот, брат, неужели ты считаешь, что, если у человека хватает мозгов, чтобы играть больше, чем бам-бам-бам в сопровождении трех аккордов и полудюжины нот, это неизбежно означает, что у него нет яиц? Или присутствие одного неминуемо исключает наличие другого?"

"Ну-ну, -- щурясь и сопя, произносит жертва. -- Постой". Возможно, звериным чутьем он чувствует ловушку. Но чего он не может чувствовать, так это того, что ловушка поставлена наоборот, так, чтобы поймать охотника.

"Взгляни на это с другой стороны", -- продолжаю я, выдвигая новые, еще более оскорбительные аргументы. "Как насчет этого?" -- нажимаю я. "Может, по крайней мере, хоть это тебя убедит", -- настаиваю я, высказывая одно язвительное замечание за другим и увеличивая давление. Не провоцируя открыто враждебность, нет, -- чтобы Вив не поняла этого, -- но изысканно, хитро, понимаешь, с косвенными намеками на события прошлого, имеющие значение лишь для Хэнка и для Меня. И когда он готов, я начинаю подергивать наживку.

"Так ты считаешь Джека Дюпри каким-то Дядюшкой Томом? -- вопрошает он, реагируя на мое случайное замечание. -- И Элвис тоже? Я знаю, что о нем говорят, но в гробу я их всех видал. Когда Элвис начинал, у него было, было..."

"Что было? Тонзиллит? Рахит? "

"...Все равно у него было всего больше, чем у этой задницы, которая тут только что играла. Дай я сниму это. Господи, ты уже наиграл десять сторон, дай мне вставить хоть слово ".

"Нет! Убери свои руки от этой пластинки. Я ее сниму".

"О'кей, о'кей, снимай".

И так далее, и тому подобное -- кулаки сжаты, глаза налились кровью, -я его достал.

"Можно я поставлю ее еще раз, Хэнк? Может, тогда ты..."

"Если ты еще раз поставишь эту чертову вещь, я, Господи, помоги мне..." -- "Следы от пальцев! Они же у тебя грязные!" -- "Черт, да я даже..." -- "Я не люблю, когда кто-нибудь трогает мои пластинки". -- "О Господи... ну если ты не любишь..." Кричим стоя. Заметь: наконец мы видим истинное лицо брата Хэнка. Точно так же, как Лес Гиббонс обнаружил свое истинное лицо. Так и с брата Хэнка сползает его луженая маска. Смотри, Вив, смотри, как он кричит на бедного Ли. Смотри, как у него раздуваются мышцы... -- "кому какое до этого дело!"

Видишь, как несправедливо, Вив? И заметь, Ли все время пытается вести честную игру, а Хэнк все больше звереет. Как школьный задира: "О'кей! Коли так, так что уж, я не имею права?!" Смотри: он больше, сильнее, смотри на него, Вив, потому что, малышка, для того чтобы не любить, надо знать!

И видишь, Вив, что тут Ли может сделать? Какие у него шансы против этого зверя, скрежещущего зубами, этого ресторанного хулигана с корейской боевой выучкой, этого хвастуна, Вив? Какие? Никаких, и бедный мальчик знает это. Он знает, Вив, -- взгляни -- что любая попытка ответить на вызов Хэнка окончится для него катастрофой. О Вив, как это ужасно -- чувствуешь? -мужчине страдать, ощущая себя трусом, как стыдно быть униженным! Он знает, что он трус, смотри, но что он может сделать?! Смотри, Вив, он знает! Он знает! Он боится драться и знает это! Ты понимаешь, это еще мучительнее? Какое жалкое зрелище! Как ужасно! (Но ты-то, товарищ, ты-то видишь, как это хитро.) И, склонив голову, страдая от унижения, он бормочет извинения, зная, что правда на его стороне!

Но, Вив... Вив, правда не всегда побеждает.

Хэнк выходит, несгибаемый (заарканенный), с победным видом. Ли остается, посрамленный, побитый (хитрый). Вив (клюнувшая) смотрит на несчастного, поверженного беднягу, вдвойне несчастного, так как он побежден, не успев вступить в сражение. Трус! Слабак! Неудачник! (Лиса.)

"Прости, Ли. С Хэнком... иногда такое бывает, когда он выпьет. Надо было раньше уложить его. Но казалось, он в таком хорошем настроении".

"Нет, Вив. Он прав. Он был абсолютно прав во всем".

"О нет!"

"Да. Он был прав и доказал это. И дело не в музыке. Это неважно. Но то... то, что он сказал".

"Ли, да на самом деле он так не думает".