Порою нестерпимо хочется

Всю бурную ночь катились тучи с океана -- они двигались угрюмыми толпами, разъяренные столь долгим вынужденным ожиданием, полные мрачной решимости с лихвой расквитаться за упущенное время. По ходу проливаясь дождем, они плыли над пляжами и городом, двигаясь к фермам и холмам, и наконец начинали громоздиться вдоль стены прибрежных гор, по инерции тяжело вползая друг на друга. Всю ночь напролет. Некоторым удавалось перевалить через горные хребты, и они, перегруженные дождем, обрушивались в долину Вилламетт, но большинство, вся эта груда, собранная и пригнанная сюда с далеких океанских просторов, грузно откатывалась назад, навстречу новым хлопьям туч. И, сталкиваясь, они взрывались и обрушивались на город.

Гарнизоны осоки, пикетирующие подножия дюн, были наголову разбиты авангардом туч и теперь лежали поверженные; упавшие зеленые стрелы травы лишь указывали направление обрушившейся на них атаки, но к серому рассвету все уже было закончено.

К рассвету с дюн в океан бежали потоки воды, дочиста смывая с пляжей весь летний мусор.

Кучки прибрежных деревьев гнулись под порывами ветра, дующего с океана, -- рощицы задушенных кедров и елей, скрючившихся и парализованных ужасом, застыли, словно увидев в свете молнии страшный лик Медузы Горгоны. К полудню этого первого ноябрьского дня маленькие короткохвостые мыши, обитавшие в корнях этих деревьев, повылазив из своих нор, впервые на памяти местных жителей, начали Великий Исход к Востоку, к возвышенности, опасаясь, что такой потоп почти наверняка зальет их жилища...

-- Боже, Боже мой, мыши уходят из своих нор. Что-то нас ждет дальше, -так отнесся Ивенрайт к этой миграции.

-- Грызуны перебираются зимовать на городские помойки, -- задумчиво определил Дрэгер и записал в свою записную книжку: "Человек Познается по Мышам, Кормящимся у Него ".

-- Пожалуй, в это воскресенье лучше пораньше открыть, -- решает Тедди и спешит в ванную взглянуть в зеркало, надо ли побриться.

У причала старые скандинавские рыбаки смотрят на перекатывающиеся над головами черные тучи и укрепляют лодки дополнительными перлинями. Индеанка Дженни в своей хижине, растопив на плите смолу, воск и старый гребешок, замазывает потеки на потолке, заталкивая эту клейкую массу в трещины и дыры своим широким заскорузлым пальцем и напевая что-то невнятное под одинокое дребезжание дождя.

Люди на Главной улице перебегают из укрытия в укрытие, с опущенными головами минуя лужи и изрыгающие фонтаны брызг водостоки. Движения их так же суетливы и безумны, как и у мышей, бегущих из своих нор; старейшие обитатели Ваконды, самые непоколебимые лесорубы, обычно гордые своим стоическим приятием любой погоды, -- "Сколько ни льет, мне еще ни разу не удавалось вымокнуть по-настоящему", -- ветераны, прославившиеся своей выносливостью к легендарным дождям прошлого, -- даже они поколеблены внезапностью и яростной решительностью этого первого дождя.

-- Льет, как моча из коровы, -- делятся они своими соображениями друг с другом. -- Как из десяти коров. Как из доброй сотни! -- перекликаются они, перебегая из парадной в парадную.

-- Говорят, такого еще не было, -- заверяют они друг друга в "Пеньке", сидя за кружками с пивом. -- Рекорд.

Однако к вечеру радио у Тедди сообщило о количестве выпавших осадков. "Четыре дюйма с полуночи". Ничего необычного в этом вовсе не было. "Всего четыре дюйма? Это, конечно, тоже немало, но если судить по тому, как он льет, можно было бы ожидать не четыре, а целую сотню!"

-- Всего лишь четыре дюйма, -- саркастически замечает про себя Тедди, -- каких-то крохотных четыре дюйма.

-- Я думаю, это ошибка, -- задумчиво отмечает Ивенрайт. -- Откуда эти ослы из береговой охраны берут такую чушь? Не иначе, как с потолка. Суки! Да в канаве за моим домом вода уже к полудню поднялась на фут! И почему эти ослы считают, что умеют измерять уровень воды лучше других?

"Четыре дюйма дождевой воды, -- притворно улыбается Тедди, -- и страх, прятавшийся все лето, сегодня вырвется и расцветет. -- Он бесшумно плавает по сумрачным закоулкам бара, как толстенький водяной паучок, в белом переднике и рубашке, черных брючках и остроносых ботиночках. -- ...Расцветет всеми своими красками и причудливыми формами -- укрепляя свою паутину подобострастной услужливостью. -- Но все его оттенки и все формы произрастают из одного и того же семени страха... -- Его маленький темный ротик раздвинут в привычной улыбке, черные глазки подмечают все происходящее в его владениях: вот кто-то теребит кнопку возврата монет на музыкальном автомате, троица в глубине гасит о стол сигареты, походки тяжелеют, языки ворочаются все с большим трудом... все видит, кроме поверхности стойки да ряда стаканов, которые неустанно протирает. -- И семя это есть во всех нас. Оно во мне, и во Флойде Ивенрайте, и в Лесе Гиббонсе. Но я отличаюсь от них. Я знаю, что его цветение не вызвано дождем. Его цветение вызывает лишь глупость. А местная почва хорошо удобрена глупостью".