Порою нестерпимо хочется

(Дело в том, что все свободное время Вив читает и знает довольно много разных вещей -- тут-то и коренилась загвоздка, потому что ничто так не бесит Генри, как люди, особенно женщины, которые знают что-то о вещах, по поводу которых у него уже есть свое мнение... В общем, как бы там ни было, они сцепились по поводу того, что сказано в Библии относительно всех этих расовых вопросов...)

Они смотрят, как трос подползает к ним все ближе и ближе. "А теперь, когда тебе нужно, чтобы он остановился, дерни два раза ". Компрессорный свисток издает два жалобных писка. Трос останавливается. "О'кей, теперь смотри -- показываю еще раз".

(Старик утверждал, будто в Библии сказано, что все черные должны быть рабами, потому что ровь у них черная, как у Сатаны. Вив немного поспорила с ним, потом встала и пошла к ящику с ружьями, в котором у нас хранится семейная Библия с записанными днями рождения. Генри начал кипятиться, а она спокойно себе листала страницы...)

Хэнк, повторив всю процедуру сначала, поворачивается к Ли... "Теперь понял?" Я решительно киваю, продолжая испытывать некоторые сомнения. Брат Хэнк достает из кармана наручные часы, заводит их и снова пихает в карман. "Когда смогу, забегу взглянуть, как ты справляешься. А сейчас мне надо передвинуть такелаж вон на тот утес, потому что сегодня днем, попозже, или завтра нам надо будет перенести туда подъемник. Ты уверен, что все понял?"

Ли снова кивает, плотно сжав губы. "Ну, лады", -- замечает Хэнк и, круша ягодные заросли, направляется к грузовику. Через несколько ярдов он останавливается и оборачивается: "Эй! Ты, конечно, не захватил рукавицы? Так я и знал. Держи. Возьми мои ". Ли ловит брошенные рукавицы и бормочет: "Спасибо, спасибо большое". Но Хэнк уже продирается сквозь кустарник дальше...

(Вив находит нужное ей место и зачитывает: "Кровь у всех людей одинаковая", после чего закрывает Библию. Это доводит старика до такой ярости, что я подумал -- он вообще больше никогда не будет с ней разговаривать, не скажет ей ни слова... Помогли только завтраки, которые она нам готовила с собой...)

Ли держит в каждой руке по рукавице, кипя от сдерживаемой ярости. "Козел ты, самодовольный козел! -- беззвучно твердит он вслед брату. -"Возьми мои!" --можно подумать, он мне свою правую руку предлагает. Да я прозаложу все деньги, к которым мне суждено прикоснуться, что у него в грузовике таких еще, по меньшей мере, дюжина!"

Хэнк закончил свои наставления и удалился. Я посмотрел, как он крушит кусты и колючки, потом перевел глаза на трос, который он мне оставил, потом на ближайшее бревно и, внезапно ощутив прилив энтузиазма, который уже посещал меня ранее, натянул рукавицы и взялся за дело...

Как только Хэнк исчезает, Ли, размахивая рукавицей, снова разражается потоком ругательств -- стилизованная пародия на гнев в будуаре, -- но он мгновенно утрачивает всякий стиль, когда извлекает из второй рукавицы два грязных, пропитанных потом ватных катышка, при помощи которых Хэнк защищает нежную кожу своих культей...

Дело оказалось достаточно простым, простым и тяжелым физическим трудом. Но если чему полезному и учили в колледже, так это тому, что самое главное -- начать: сдай хорошо первый экзамен и оставшийся семестр можешь валяться на пляже. Поэтому в этот первый день я бойко взялся за дело, надеясь, что скоро мне удастся осадить брата Хэнка, поквитаться с ним и покончить со всей этой дурацкой затеей раньше, чем я переломаю себе здесь хребет.