Порок сердца

груди гигантского игрушечного зайца — более нелепую смерть и вообразить трудно. Эгор вдруг

рассмеялся сквозь снова подступившие слезы, и его смех превратился в дикобразов, которые стали

злобно и настойчиво колоть зайца своими иглами, запутываясь в шерсти. Поскольку в этот раз Эгор

смеялся над собой, то у дикобразов на умильных мордах вместо носов росли острые клювы

пересмешников, которыми они долбили заячью грудь. Не выдержав смеховой атаки, зверюга

ослабила хватку и, держа Эгора в одной лапе, второй стала стряхивать с груди своих дальних

колючих родственников. «Смехом против меха — надо запомнить», — подумал вполне

освоившийся с сюрреалистической ситуацией и даже получавший от нее удовольствие Эгор. Он

уже знал, что сделает дальше, и когда заяц справился с дикобразами и распахнул зубастую пасть, в

нее уже летел огненный шар ярости из глаза Эмобоя, подсвеченный и подгоняемый ненавистью и

презрением. Голова зайца разлетелась бело-красным фейерверком по площади, которая

окончательно стала похожа на поле боя. В этот раз Эгору не повезло. Массивная туша зайца

рухнула и погребла его под собой. От удара о площадную брусчатку он потерял сознание и

погрузился в угольную трясину темноты под тоннами белоснежного меха.

Тьма сменилась ярко-красным пятном. Эгор попытался сфокусировать взгляд, пятно

отдалилось, и он увидел перед собой смеющуюся физию клоуна.

— Пора вставать, герой, нас ждут великие дела! Эгор поморщился:

— Какое отвратительное дежавю. Я опять умер и очнулся в эмо-сортире. Все поехало по

новой? День сурка продолжается?

— О да, ты бодрее всех Боратов, брат. Нет, ты не умер, мертвые не умирают. Ха-ха. Ты просто

отключился ненадолго. Все, конечно, могло быть хуже. Ты мог бы исчезнуть отсюда, и куда бы

занесла тебя сансара, я не знаю. Стал бы какой-нибудь устрицей или кактусом. Но я тебя спас.

Вытащил из-под этой исполинской туши, хоть это было совсем и непросто. Ну а как иначе? Мы

ведь друзья-товарищи. Сам погибай, а товарища вырубай!

— Что-то я не почувствовал твоего дружеского плеча, когда меня пытались сожрать эти

бешеные твари.

— Извини, я не герой, я — клоун. Каждому свое занятие. Ты с чудовищами воюешь, а я тебя

потом веселю. Но надо сказать, это выглядело круто! Эмобой насмерть! Я ни за что не поверил бы,

если бы не увидел своими глазами. Ты хоть знаешь, кого ты победил?

— Гигантского чесоточного зудня и игрушечного зайца, разъевшегося трупами?

— Не совсем. Это воплощенные Страх и Злость, одни из самых сильных и опасных бестий во

всех мирах.

— Фу, блин! Насмешил так насмешил. Ну, клещ на страх еще как-то тянет, но заяц —

злость…

— Первобытный доисторический страх и нелепая злость на весь мир, которая душит тебя и,

если ты не спасешься самоиронией, сожрет. Разве с тобой такого никогда не случалось?

— Я умер в восемнадцать, черт побери. Со мной много чего еще не случалось. — Эгор сел и

огляделся. Рядом высилась туша злобного зайца. Все вокруг было завалено останками Злости и

Страха. — Да уж, веселуха. Слушай, клоун, кто ты такой? Психологические ребусы, психоанализ —

ты случаем не реинкарнация Зигмунда Фрейда?

— Да ты еще и начитанный, Эгор. Цены тебе нет. Ой, а вот и твой благодарный народ. Герой,

готовься к встрече.

Со всех концов площади к Эгору и клоуну стали проявляться и стекаться странные существа в

огромном количестве. Площадь наполнилась радостным гомоном и буйным весельем.

— Он пришел! Он с нами.

— Эмобой здесь!

— Пророчество сбылось! Бэнг-бэнг!

— Слава Эмобою! — неслось отовсюду.

Эгор оторопело вертел головой, рассматривая бегущих к нему персонажей. В очередной раз

ему нестерпимо захотелось закрыть глаз и проснуться дома или хотя бы в больнице. Но он

находился здесь и сейчас, и все эти расфуфыренные головастые куклы-девочки и куклы-мальчики в

человеческий рост, одетые как завзятые эмо-киды, все на одно лицо, с обведенными черным

глазами и одинаковыми ровными черными челками, бежали к нему. И заштопанные мишки Тедди с

перебинтованными лапками тоже. И кот, элегантный, как нью-йоркский эмо-модник, с сумкой-

почтальонкой, в кедах, в черных пластмассовых очках с простыми стеклами на хитрой морде, тоже

бежал к нему на задних лапах. А поскольку Эгор сидел в центре площади, рядом с памятником ему

же самому, убежать от всего этого зоосадо-мазо не имелось ни малейшей возможности. Он

вспомнил любимую присказку Марго про то, что, если тебя насилуют, нужно расслабиться и

попытаться получить максимум удовольствия. Эгор встал и поднял руки в приветствии — или

просто хотел показать, что сдается. Как бы там ни было, его красивый жест вызвал бурю восторга у

этой публики. Первые куклы и плюшевые мишки уже подбежали к нему и топтались в двух шагах

от своего кумира, визжа от восторга. Но вот набежала новая волна с криком:

— Слава герою! Ура Эмобою!

Куклы оттолкнули клоуна, подхватили на руки узкое, легкое тело Эгора и стали качать его,

подкидывая как можно выше. Эгор взмывал в небо, а вместе с ним взмывали яркие птички радости

и крылатые свинки честолюбия. «Быть героем не так уж и плохо. Жаль, что меня не видят друзья,