Порох и соль

Корабль, покачиваясь, чуть слышно потрескивал. Хорне нырнул в рыже светящуюся темноту. Увидел, наконец, клетки, высокие, от настила до настила. Прутья в пару пальцев толщиной, кандалы, цепи, идущие от врезанных в борта упоров. Здесь воняло не подгнившей водой, тут густо несло неволей… нечистотами, немытыми телами, остатками плохой еды.

Тел не оказалось. Ни одного темнокожего. А вот в одной из клеток…

– Он мертвый. – Клайд пнул разбитый сапог, торчащий меж прутьев. – Не шевелится и не дышит.

Труп, выругавшись сразу на трех языках, подтянул ногу к себе и снова замер.

– Мертвецки пьян, – с легким восхищением протянул Сьер, – фонарь держите дальше, может полыхнуть.

– Замок. – Домер постучал по огромному замку, накинутому дужками снаружи и запертому изнутри. – Зачем?

– Сьер, Клайд, в проходы. – Хорне стиснул тесак. – Слушайте, это важно. Увидеть… можете не увидеть. Кричите, если что.

И просунул руку внутрь клетки, ударил плашмя. Сочно шмякнуло, пьяный взбрыкнул, забубнив внутри лохматого клубка волос – бородищи и волос, густо лезущих из-под совершенно огромной шляпы.

– Проснись! – Хорне ударил еще раз. – Эй, дурень, тонем!

Пьяный четко ответил, что умеет плавать и посоветовал всем катиться к морской ведьме.

– Пожар! – рявкнул Хорне. – Судно в огне! Пожар!

На него уставился мутно-прозрачный глаз. Среди волос обнаружился длинный грустный нос и сочно чмокающий рот:

– К кракену тебя, стреендамец! Ты мне снишься?

Хорне шмякнул его еще раз, тот поджал ноги.

– Какого тебе нужно?!

– Зачем заперся?!

Пьянь отыскал внутри чересчур просторного кафтана почти пустую бутыль и глотнул, разом опорожнив. Смог навести скользящие буркалы на Хорне и, очень четко, сказал:

– А ну-ка, матрос, иди-ка ты к своему гребаному Морскому королю, чтоб его шлюхи пороли!

– Выйдешь, сломаю нос, хрен ты мелкий! – пообещал Домер. – И это не матрос, а шкипер, рвань портовая!

Пьяный икнул и сел, начав шарить по карманам, затрясся, как в лихорадке.

– Ты чего? – удивился Домер.

– Не маргейсты, не маргейсты, не маргейсты…

Кроме треска добавился плеск. Хорне вдруг почувствовал ледяную щекотку, пробежавшую по спине.

– Сьер! Клайд!

С стороны лиможанца раздались тихие шаги, тот отступал, выставив меч. Клайд пока молчал.

Пьянь отыскал замок и, сотворив чудо, открыл его с первого раза. Попробовал встать и смог, пусть и держась руками. На спине, раньше незамеченная, болталась сумка.

– Брось, дурень, – посоветовал Хорне, – если бежать, то…

– Сам ты дурень, – проскрежетал пьяный, оказавшийся совсем низким и, из-за шляпы, смахивающим на гриб, – ты мне потом спасибо скажешь, выдра северная, когда я вас всех буду пластать ломтями и сшивать-штопать что выйдет.

Отмахнувшись от вылетевшей дурости, Хорне шагнул к Клайду, почему-то отводившему руку с фонарем.

– Наверх мы не выберемся, идиоты. – заявил пьяный, полностью выбравшись из клетки и пошатываясь. – Туда нас не пустят…

И икнул, качнувшись.

В носу уже не трещало или плескало. В носу, переливаясь, журча и расплескивая черно-зеленоватую воду, раскачивалась и шевелилась какая-то дрянь. Оттуда, легко растекаясь в спертом воздухе, несло жуткой гнилью, как от разом выбросившего рыбьего косяка или кита, провалявшихся на пляжу под солнцем не меньше пары дней.

Блестящее и подрагивающее, появлялось тут и там, перекатываясь по подзатопленному носу, змеиное тело. В темноте и едва пробивающемся свете разглядеть не получалось. Хорне не слышал о серпентах, остающихся в судах после нападения, но серпент хотя бы мог объяснить – куда делись тела. Но пьянь травил про морских мертвецов, а ими-то если и пахло… то только и пахло.

– Приберегите фонари, – снова икнуло из-за спины, – понадобятся.

Клайд успел заметить что-то, метнувшееся к ним, рубанул на удачу и его почти откинуло назад. Подрагивающее щупальце, блестя вздувшимися узлами, тяжело ударило о перегородку между рядами. Дерево гулко ухнуло, но удержалось.

Из темноты, выпустив почти осязаемый смрад, к Хорне и рыжему потекло что-то большое, вздрагивающее, раскачивая корабль. Клайд метнул фонарь, метя в еле заметный шпангоут. Стекло брызнуло, масло, разгораясь, брызнуло вслед полыхающим дождем.

– Мать твою! – заорал Клайд, и Хорне с ним согласился.

Серпент? Маргейсты?!

В темноте, подсвеченное разлетевшимся жидким пламенем, волнами перекатывалось чудовище. Спрут, сплетенный из одних щупалец, спрут, щелкающий острыми прямыми зубами, лезущими изнутри туго дрожащей плоти. Удар сразу двух щупалец они пропустили, опомнившись лишь в последний момент и кое-как отпрыгнув.

Перегородка хрустнула под их напором, разбрасывая щепу и обломки. А Хорне, замерев, понял совершеннейшую глупость: это не зубы. Это обломки костей, густо выходящих наружу и прячущихся, когда щупальце поползло назад.

– К корме! – крякнул пьяный и, поддерживаемый Домером, проделал указанный маневр.

– Вверх! – крякнул он еще раз и ткнул рукой в сторону светлеющего люка.