Поросль

Лидка, по обыкновению молчаливая, собирала в рюкзак свои тетрадки. Последние учебные дни перед Новым годом были спокойными – в школе царила радостная суматоха, повсюду висели дохлыми гусеницами пушистые гирлянды, в фойе стояла обглоданная елка, и даже учителя были расслабленными и веселыми. Только вот ходить в школу все равно надо было, а ведь так хотелось поспать…

– Заплести тебя сегодня? – спросила Аяна у Лидки, отвернувшись от невыносимого Санька. Петька, почти доевший свою кашу, с чавкающим звуком теперь высасывал воздух из бутылочки.

Лидка, уже одетая и все еще лохматая, лишь скользнула взглядом по Аяне:

– Нет. Не надо.

– Как хочешь, – Аяна набросила на плечо грязное полотенце, прижала к себе Петьку, погладила его по спинке. Снова глянула на Санька: – Хоть сегодня дойди до школы. Я говорила с Грымзой. Если ты опять не появишься, тебя вышибут.

– Не имеют права, – выпятив нижнюю губу, беззаботно отозвался Санек. Он искал какую-нибудь футболку в наваленной горе несвежих детских вещей.

– Всё они имеют. Опять будешь не аттестован – останешься на второй год. В седьмом классе, как дебил какой-нибудь. Тебе это надо?

– Отвали.

– Хоть раз послушай, – процедила Аяна. – У психиатра на учете, в полиции на учете… Еще и второгодником будешь, да?

– Захочу и буду. Моя жизнь. Ты мне не мать.

Аяна вспыхнула. Уложив икающего Петьку на матрасик, она скомкала в ладонях перепачканное полотенце и поднялась, не зная, что сказать. Да, она не мать им. И Виктория им матерью не была, но ее они порой слушали – старшая сестра всегда умела найти подход к каждому, а нотации Аяны все пропускали мимо ушей.

В комнату заглянула мать – ее распухшее и бледное лицо, напоминающее блин луны, на котором в складках кожи утопали заплывшие глаза, было совсем незнакомым.

– Чё горланите? В школу что, не надо?

– Надо, – тихо сказала Лидка и прошмыгнула к матери как бродячая кошка, ластясь под руку.

Мама была трезвой – вокруг нее стоял удушающий дурман перегара, но глаза оставались ясными. Обняв дочку одной рукой, другой мама взъерошила Лидкины волосы. Девочка прижалась к маме крепко-крепко, зажмурилась, запоминая этот момент.

Аяна, успевшая переодеться в платье, расчесывала свои черные волосы. Эти волосы всегда были гордостью девушки – тяжелые, густые и блестящие… Расческа застревала зубчиками в спутавшихся за ночь прядях, и Аяна фыркала, пытаясь выдрать волоски.