Порождения войны

— Здравствуйте, Павел Францевич. Мне, я думаю, излишне представляться, пропустим эту часть. Вашу дочь я видела в последний раз месяц назад. Тогда она была жива, в превосходной форме и занималась тем, к чему вели ее устремления. Но с тех пор прошли бои, об исходе которых вы знаете больше, чем я.

— Бои были кровопролитные, — кивнул Вайс-Виклунд. — Пятьдесят первый полк потерял до трети личного состава. Но Аглая жива. Мне доподлинно известно, что она жива. И она до сих пор там, в полку.

Саша заметила, что излишне сильно сжимает резные подлокотники. Усилием воли заставила себя разжать пальцы.

— Вы, разумеется, хотите узнать, для чего вы здесь, Александра Иосифовна, — продолжал Вайс-Виклунд. — Я не намерен как бы то ни было угрожать вам. Вам, полагаю, достаточно уже угрожали. Тем более того, что я от вас хочу, невозможно получить по принуждению. Я просто надеюсь, что в вас осталось еще что-то человеческое. Мать Аглаи, Елена Арсеньевна, находится в последние недели в тяжелом состоянии. Доктора ничего более не обещают. Ни о чем Елена Арсеньевна так не мечтает в свои последние дни, как об том, чтоб напоследок обнять дочь. Если же это невозможно, то по крайней мере получить известие от нее, поговорить с кем-то из ее сослуживцев.

— Сослуживцев? — Саша вскинула брови.

Вайс-Виклунд вздохнул.

— Видите ли, Александра Иосифовна… Моя супруга находится по большей части в ясном сознании, но некоторые обстоятельства выпадают у нее из памяти. Я не знаю, осознает ли она со всей отчетливостью, с кем именно мы теперь воюем. Полагаю, она представляет себе, будто русский народ до сих пор един и сражается с внешним врагом. По крайней мере, никто не берется убеждать ее в обратном. Я прошу вас побеседовать с ней о ее дочери, не раскрывая истинного положения вещей.

— Раз вы отказались от угроз, то и я не стану вступать в торги, — ответила Саша. — Я исполню вашу просьбу и поговорю с Еленой Арсеньевной. Не ради вас или себя, а ради Аглаи. Но меня удивляет, что душевный покой своей супруги вы доверяете комиссару, исчадью ада...

Вайс-Виклунд поднялся и зашагал по комнате, заложив руки за спину.

— У вас, безусловно, есть все причины ненавидеть меня, Александра Иосифовна. По моему приказу было убито немало таких как вы, или обманутых такими, как вы, — как в бою, так и после. Вас я бы тоже при иных обстоятельствах расстрелял. Это было бы правильно.

— Это вполне взаимно, — Саша улыбнулась. Она ценила откровенность.

— Но к Елене Арсеньевне все это ни в коей мере не относится. Она за свою жизнь никому не причинила зла. Можете ли вы дать слово, что не станете мстить ей за то, в чем она не повинна?

Ну, это как посмотреть, подумала Саша. Госпожа Вайс-Виклунд спокойно жила среди всего этого богатства, пока на соседней улице умирали от недоедания дети Маньки, еще не ставшей кликушей. И то, что все в ее кругу жили так же и не видели в том ничего дурного, объясняет это, но не оправдывает.

И все же это мать Аглаи.

— Вам я могу дать слово в чем угодно. Я ведь слеплена из иного теста, чем вы. Данное врагу слово ничего не значит для меня. Однако не в моих привычках причинять людям боль без необходимости.

— В таком случае я удостоверюсь, что Елена Арсеньевна готова вас принять. Прошу вас ждать меня здесь.

Вайс-Виклунд вышел. Другой офицер в штатском, остававшийся в дверях гостиной все это время, не сводил с Саши пристального взгляда.

Гостиная была обставлена резным гарнитуром орехового дерева. Вазы, статуи и хрустальная люстра изящно дополняли его. Шелковые шторы ниспадали элегантными складками. Сколько же человеческого труда вложено во всю эту красоту! Некоторые из товарищей Саши говорили, что дворянские особняки следует сохранять для будущего как музеи. Но ведь когда отапливаемых по-черному изб и разгороженных нечистыми тряпками рабочих бараков больше не будет, люди станут приходить в музеи дворянского быта, восхищаться этой роскошью и думать, будто бы прежде все жили вот так.

Впрочем, если мы проиграем войну и неравенство людей сохранится, хотя бы эта проблема станет неактуальна.

Саша вспомнила мятое жестяное ведро, в котором они с Аглаей грели на печке воду для мытья. Однажды они уронили туда четверть фунта земляничного мыла и не заметили этого. Это была катастрофа, с мылом в полку дела обстояли скверно, им пришлось пару недель обходиться песком и золой.

И все это время Аглае принадлежали все эти вещи, такие дорогие, такие ненужные? Это ведь не единственный дом семьи, а дома — даже не основное имущество. Одно дело знать, что семья твоей подруги богата, другое — своими глазами видеть, от чего та отказалась.

— Елена Арсеньевна готова вас принять, — сказал вернувшийся Вайс-Виклунд. — У себя в спальне, она не встает.

Они прошли на второй этаж. Портреты разряженных в пух и прах или увешанных орденами людей — предков, наверно — смотрели на Сашу высокомерно и неодобрительно. Офицер безмолвно последовал за ними, но остался снаружи спальни.

Саша не сразу нашла глазами маленькую женщину в огромной, покрытой бархатным балдахином кровати.