Порридж и полента

– Да не о вашей, а о моей, единственного сына которой вы держите в тюрьме и пытаетесь обесчестить… Маргоне… Джозефина… Неужели же вы собираетесь пришить мне все преступления, которые были совершены с самого дня моего рождения? Хоть немного объясните, зачем бы мне понадобилось убивать этого беднягу Маргоне?

– Из-за наркотиков.

– Святая Мадонна, наркотики! Да чтобы я умер в эту же секунду, если хоть раз в жизни прикоснусь к этой гадости! Значит, я не только убийца, но еще и наркоман! Ма ке! Если бы я вас не знал, то подумал бы, что вы совершенно меня не уважаете, синьор комиссар!

– Напрасно смеешься, Фортунато, совершенно напрасно. Если хочешь знать мое мнение, ты крепко влип! Ну, что скажешь?

– Из-за наркотиков? Или из-за Маргоне?

– Нет… По правде говоря, я еще не уверен в том, что ты занимаешься торговлей наркотиками и что это ты убил Маргоне… Но есть еще Джозефина.

– Разве она тоже была наркоманкой?

– Нет, она была влюблена… и, представь себе, в тебя.

– И за то, что она меня любила, я убил ее?

– Да.

– Странно, не правда ли?

– Только не тогда, когда знаешь образ мыслей таких типов, как ты, Фортунато.

– И какой же у меня образ мыслей, синьор комиссар?

– Образ мыслей бабника, а ты – бабник еще с тех пор, как носил короткие штанишки. Жаль только, что Господу правится все усложнять… Девушки, которые отворачиваются от тебя, привлекают тебя больше всего, а те, которые сами себя предлагают, становятся тебе отвратительны… Джозефина тебе не нравилась потому, что ради тебя готова была пойти на все! И только посмей сказать, что это не так,– я тебя, Синяя Борода, сразу же отправлю на каторгу!

– Хорошо, я ее не любил, но ведь позволял же я ей вертеться вокруг себя, а?

– Просто так, удовольствия ради! Да ты же настоящий садист, Фортунато, бессовестный разбойник! Тебе нравилось видеть, как эта несчастная стелется тебе под ноги! Почему она тебе не подходила?

– Прежде всего потому, что у нее была далеко не лучшая репутация и, кроме того, я полюбил другую!

– И кого же?

– Сьюзэн Рэдсток.

– Да, здесь ты не врешь! Одну из этих наглых любительниц порриджа! И тебе не стыдно, Фортунато, за то, что ты отвергаешь красоту наших девушек в пользу иностранок, у которых полно рыжих пятен на коже? Ты перестал быть порядочным итальянцем, Фортунато!

– У Сьюзэн нет рыжих пятен на коже!

– У всех англичанок есть такие пятна, и не перечь мне! Однако в твоих объяснениях есть такие вещи, в которые трудно поверить, Фортунато. Ты говоришь, что Джозефина тебя не интересовала?

– Совершенно верно.

– Тогда почему же ты пошел к ней в комнату?

– Она сама потребовала, чтобы я зашел к ней.

– Потребовала? Девушка, на которую тебе было наплевать?

– Я побоялся ее угроз.

– Каких, например?

– Однажды она уже сказала Сьюзэн, что ждет от меня ребенка!

– И это было неправдой?

– Ма ке! Конечно, это было неправдой!

– А чего же ты еще опасался?

– Оговора, синьор комиссар… Понимаете?

– Не юродствуй!… Значит, испугавшись возможного оговора со стороны Джозефины, ты убил ее?

– Повторяю: я ее не убивал!

– Допустим, что ты сделал это ненарочно.

– Ни обдуманно, ни случайно!… Я не делал этого! Когда я уходил от нее, она была жива!

– Нет, Фортунато, она была жива, когда ты входил к ней!

В "Ла Каза Гранде" атмосфера была точь-в-точь такой же, как тогда, когда в замке Блуа король вместе со своими придворными готовил убийство герцога де Гиза. Каждый присматривал за другим, находясь в постоянной готовности схватиться в рукопашной. За каждым шпионили свои же сослуживцы, для каждого придумывалась хитрая западня, чтобы заставить противника обнаружить себя. Все с ненавистью поглядывали друг на друга. Донна Империя обращалась с кланом Пампарато так, словно для нее они были невидимыми призраками. Альбертина общалась по работе с донной Империей только через дона Паскуале, умолявшего административный совет перевести его отсюда, пока он еще не попал в психиатрическую лечебницу. Ядро лагеря клана Маринео составляли трое англичанок, сумевших привлечь на свою сторону Энрико, а Пьетро стал основной опорой клана Пампарато по причине своей привязанности к покойной. Дон Паскуале сохранял полный нейтралитет, что было совершенно естественно в его положении. Неестественным было то, что Ансельмо тоже последовал его примеру. Всех интересовали истинные причины подобного безразличия со стороны дяди Фортунато.

Англичанки не были склонны к пассивному выжиданию. Они решили перейти к наступательным действиям и публично доказать невиновность Фортунато. Мери Джейн была поручена миссия убедить Энрико отправиться к Прицци и доказать тому, что Фортунато невиновен; Тэсс должна была заставить Пьетро отказаться от мести, и, наконец, Сьюзэн взяла на себя самую трудную задачу – склонить Ансельмо к выступлению на их стороне. Они сразу же приступили к действиям.

Первой перешла в атаку Мери Джейн. Ей удалось загнать Энрико в один из закоулков, и там, стоя рядом с ним и приблизив свое лицо к его лицу, она спросила:

– Вы любите меня, Энрико?

– Вы для меня дороже жизни!

– И я вас тоже люблю… Представьте себе, как мне будет трудно, если вас посадят в тюрьму…