Порридж и полента

Дон Паскуале долго раздумывал, как ему поступить: попросить ли англичанок вернуться к себе на родину, или подыскать в Сан-Ремо другое жилье, но, не желая ссориться с авторитетными кругами, пригласившими их в Италию, и понимая, что им осталось жить здесь всего лишь какой-то десяток дней, он решил замять скандал. Великодушие директора заставило всех побежденных в этой схватке держаться на той же высоте. Сьюзэн и Фортунато помирились между собой, и он убедил англичанку в том, что между ним и Джозефиной, преследовавшей его, ничего не было. Напуганный столь частыми проявлениями силы Тэсс, Пьетро прохладно относился к англичанке и вновь обратил свой взгляд к Джозефине, надеясь окончательно отвратить ее от Фортунато. Энрико же по-прежнему обожал Мери Джейн и каждый день открывал в ней новые положительные качества, среди которых умение постоять за себя занимало далеко не последнее место.

В одно прекрасное утро Сьюзэн решила, в виде исключения, подольше полежать в постели и заказала себе завтрак прямо в номер. К ее великому удивлению, с подносом в комнату вошла Джозефина. Англичанка сквозь зубы процедила ответ на ее приветствие и, опасаясь нового нападения, решила держаться начеку. Открывая шторы, Джозефина неожиданно спросила:

— Мисс… Почему вы хотите отобрать у нас наших парней?

— Но…

— Вы ведь знаете, что у вас с ними никогда ничего не получится.

— Почему вы так думаете?

Джозефина указала на поднос с завтраком.

— Фортунато никогда не сможет есть по утрам эту гадость, которую вы называете порриджем!

Сьюзэн поняла, что ей предстоит новое сражение за честь и славу английской кухни. Горя патриотическим негодованием, она уже было встала на ноги, как тут Джозефина неожиданно расплакалась, что свело на нет воинственный порыв мисс Рэдсток. Дочь Альбертины, всхлипывая, произнесла:

— Ma que! А что теперь будет со мной?

— Вы найдете себе другого жениха!

— А мой сын найдет себе другого отца, да?

— Ваш сын?

— Ну, бамбино, которого я сейчас вынашиваю и чей отец — Фортунато.

— Ох!

На этот раз Сьюзэн упала на подушку и обильно смочила ее слезами. Довольная Джозефина вышла из комнаты.

К одиннадцати часам Фортунато чувствовал себя настолько счастливым, что ему хотелось призвать в свидетели своего счастья каждого клиента, который обращался к нему за ключом. Он поднялся и выставил грудь колесом, когда еще более красивая, чем обычно, Сьюзэн подошла к нему и положила на стойку какой-то сверток.

— Это для вас, дарлинг[19]

!

Крайне удивленный, он неловким движением развернул сверток и застыл от удивления, обнаружив там целлулоидную куклу.

— И это для меня?

— Точнее — для вашего ребенка.

— Простите, не понял?

— Для бэби, который будет у Джозефины и отцом которого являетесь вы!

— Но… но, Сьюзэн, это… Этого не может быть! Кто… кто мог вам сказать такую глупость?

— Ваша жена!

— Моя…

Если бы Фортунато в эту минуту сказали, что папа римский назначил его личным секретарем, это поразило бы его меньше.

— Ma que! О какой жене вы говорите?

— О Джозефине! А может, у вас их несколько? Надеюсь, вас не удивит, что после всего этого я попрошу вас подготовить мой счет? Я иду собирать вещи!

Сьюзэн быстро направилась к лифту, и Фортунато ничего не успел сказать в ответ. Когда он пришел в себя, то сразу же побежал к матери и рассказал ей обо всем, что произошло, заодно поведав о своем отчаянии оттого, что не может защитить себя от вымыслов Джозефины. Донна Империя молча поднялась.

— Я сама это улажу!

Она поднялась лифтом на последний этаж. Донна Империя подошла к двери комнаты и без стука вошла. Стоявшая в лифчике и трусиках Джозефина от испуга вскрикнула. Не говоря ни слова, кастелянша подошла к ней и влепила две звонкие пощечины. Ровным голосом она спросила:

— Ты поняла, за что?

— Нет!

Не успела Джозефина поднять руку для защиты, как получила еще две пощечины.

— Ну что, к тебе вернулась память, Джозефина?

— Кажется, да…

— Тогда надевай платье и быстро, а то я занята, и мне некогда возиться с тобой!

Джозефина еще не успела окончательно привести в порядок одежду, как донна Империя схватила ее за руку и увлекла за собой к лифту. Они спустились на второй этаж. Кастелянша постучалась в дверь и втащила за собой Джозефину в комнату Сьюзэн, где та, обливаясь слезами, укладывала предусмотрительно захваченные с собой шерстяные вещи обратно в чемодан. Донна Империя вытолкнула Джозефину вперед.

— Говори!

И синьорине Пампарато пришлось рассказать, что она ни от кого не ждет бамбино, а между ней и Фортунато никогда ничего не было, кроме неразделенных чувств. Сьюзэн была так счастлива, что сразу же простила клеветницу, расцеловала ее и предложила свою дружбу.

Когда донна Империя вернулась к себе в кабинет, она сказала сыну:

— Ma que! Видишь, как все было просто? Можешь всегда положиться на свою маму, фиглио мио[20]!..

А в это время, захлебываясь от радости, Сьюзэн объясняла Мери Джейн и Тэсс, почему она раздумала уезжать, и сказала им, что любит Фортунато еще больше, чем прежде.