Порт-Артур (Том 2)

В соседней с залом заседания комнате в ожидании выхода Танаки из ванной, где его мыл один из вестовых, сидели Костенко, Вамензон и Страшников.

- Танаку я знаю лет десять, с тех пор как он был еще майором во Владивостоке. Общительный, тактичный, он был принят во многих домах, особенно военных и морских. Считался ярым русофилом. Бывал в Питере и Москве. Незадолго до начала войны он был отозван в Японию. Перед отъездом его чествовали в военном собрании, поднесли даже на память альбом с фотографиями. И вдруг такая неожиданная и неприятная встреча! - развел руками Костенко.

- На суде он держался прекрасно, - заметил Вамензон.

Появление японца, чисто вымытого, выбритого, в хорошем суконном костюме, прервало их разговор.

- С легким паром, ваше превосходительство, - приветствовал его Костенко.

- Не знаю, как мне и благодарить ваше превосходительство за вашу любезность. Я столько месяцев был принужден вести скотский образ жизни, что испытал поистине райское блаженство, моясь в ванне.

- Разрешите предложить вам ужин в нашей скромной компании?

- Сочту для себя за высокую честь разделить вашу трапезу.

Страшников отправился отдать нужные распоряжения. Вскоре был накрыт стол на четыре персоны, появились закуски, хлопнули пробки, завязалась оживленная беседа, и только стоящий у входной двери часовой с винтовкой нарушал эту мирную картину.

После ужина Костенко лично отвез в экипаже японца на главную гауптвахту, при этом их сопровождал эскорт из конных жандармов, но трудно было понять, то ли он конвоировал арестованных, то ли составлял почетную охрану.

Караульный начальник штабс-капитан Чиж, до которого уже дошли сведения о японском генерале, встретил осужденного весьма почтительно и отвел ему лучшее помещение в офицерском отделении. Сдав Танаку, Костенко отправился с докладом на квартиру к Стесселю.

- Так это правда, что пойманный оказался японским генералом? - встретила его Вера Алексеевна.

- Совершенно верно! Я и прибыл, чтобы лично доложить обо всем происшедшем.

- Пройдемте в кабинет, там муж и Рейс.

Костенко подробно рассказал о заседании суда.

- Позвольте вам, ваше превосходительство, представить на конфирмацию приговор, - закончил он свою речь.

Стессель обмакнул было перо, чтобы наложить резолюцию, когда неожиданно вмешалась Вера Алексеевна:

- Как хочешь, Анатоль, а Танаку расстреливать, а тем более вешать нельзя!

- Это почему?

- Какой же ты непонятливый! Он хоть и японский, но асе же генерал. Что же получается - солдаты и вдруг станут казнить генерала! Это же прямой подрыв дисциплины. У них в мыслях не должно быть возможности поднять руку на генерала. А то сегодня они будут расстреливать Танаку, а завтра додумаются бог знает до чего.

- Не назначать же для его расстрела офицеров?

- И не надо.

- Что же, по-твоему, надо делать? Не могу же я его помиловать или выслать к японцам.

- Виктор Александрович, Михаил Николаевич, вы меня понимаете? обратилась она к Рейсу и Костенко.

- Вполне! - в один голос ответили оба.

- Вот и прекрасно. А тебе, Анатоль, я потом все подробно объясню.

- Что же мне теперь-то делать? - спросил совсем сбитый с толку Стессель.

- Пиши: "Приговор утверждается. В отношении генерала Танаки смертная казнь через повешение заменяется расстрелом", - продиктовала Вера Алексеевна.

В это время в передней раздался звонок, в дверях кабинета показалась робкая фигура худощавого священника.

- Мир дому сему! Разрешите войти, - несмело проговорил он.

- Отец Петр! - узнала Вера Алексеевна. - Милости просим.

Священник вошел, перекрестился на икону в углу и затем отвесил всем поясной поклон.

- Зачем пожаловали, батюшка? - справился Стессель.

- Был я сейчас на главной гауптвахте, хотел напутствовать в лучший мир осужденных. Двое язычников отвергли меня, третья же, иудеянка, не только просила отпустить грехи ее заблудшей души, но и выразила желание перейти перед смертью в православие. Поелику стало мне ведомо такое ее желание, решил я предстательствовать перед вами об отложении ее казни.

- Знаем мы этих жидовок! Когда приспичило, так готова любую веру принять, чтобы спастись, - злобно бросила генеральша.

- Я ходатайствую не о смягчении участи сей самаритянки, но об отложении казни на один-два дня, пока она успеет ознакомиться с правилами и догмами православной церкви.

- Мы допустили в суде и так некоторую натяжку, вынеся ей смертный приговор. Она, как несовершеннолетняя, казни не подлежит. Поэтому, я думаю, можно удовлетворить ходатайство его преподобия, - заметил Костенко.

- Это та самая жидовка, что живет в Новом городе, черненькая такая, хорошенькая? - спросил Стессель.

- Вы, ваше превосходительство, обладаете прекрасной памятью, - заметил Рейс.

- Особенно на молоденьких девиц, - сердито добавила Вера Алексеевна.

Наступило минутное молчание. Отец Петр в ожидании смотрел то на Стесселя, то на его жену.

- Вам, батюшка, довольно двух-трех дней? - спросил Рейс.

- Истинно так!

- Я думаю, можно отсрочить казнь. Повесить всегда успеем, - высказала свое мнение генеральша.

- Что же мне писать? - спросил Стессель.