Мы подошли к месту гибели его около 6 час. утра. Море было спокойное и на обломках держались шесть матросов. Немедленно были спущены спасательный вельбот и шестерка, которые подобрали пять матросов. Шестому я с мостика бросил конец со спасательным кругом и крикнул: «Держись, голубчик», но он не имел сил протянуть к нему руку. Лежал он на спине на решетчатом люке; у него был разворочен живот и все внутренности вывалились и были в воде. Он мне ответил: «Нет сил — всё равно умру». Его не удалось спасти, так как в это время неприятельские крейсера приблизились к нам и открыли огонь из восьми 8–дюймовых орудий и 16–ти 6–дюймовых. (Их было два броненосных крейсера и два — типа «Читозы»).
Мы еще не могли дать хода, ибо поднимали наши шлюпки и отвечали из одного 8–дюймового и двух 6–дюймовых орудий. Минут через пять шлюпки были подняты, спасенные снесены в лазарет. Мы дали полный ход и, сражаясь, направились к Ляотишану, чтобы прикрыть наш миноносец, возвращавшийся в Артур. Командир искусно маневрировал, держа неприятеля на выгодном для нас курсовом угле, и прикрывал наш миноносец. Когда мы дали полный ход, команда во всех помещениях закричала «ура», как бы высказывая восхищение командиру за его лихой маневр.
В это время адмирал Макаров на «Петропавловске» с крейсерами шел к нам на помощь. Неприятель, увидев нашу эскадру, начал удаляться и скрылся во мгле. Бой наш продолжался около 20 минут.
Море кишело от взрывов крупных снарядов вокруг «Баяна», палуба была засыпана осколками.
Бог нас миловал — прямых попаданий не было.
Приблизившись к нам на видимость сигнала, командующий флотом приказал нам: «Приблизиться». Полным ходом подошел командир «Баяна» к эскадре, лихо развернулся и, подойдя на параллельном курсе к «Петропавловску», доложил о спасении пяти матросов. Адмирал поздоровался с командой, поблагодарил за лихое дело и приказал полным ходом идти к месту гибели «Страшного». Как сейчас помню стоящего на мостике адмирала Макарова и его ласковые слова благодарности. Мы все знали, что он имеет нравственное право посылать нас в самые опасные операции, и шли совершенно спокойно, ибо знали, что в нужный момент он поможет и ни на минуту не забудет нас. На корме «Петропавловска» около башни с 12–дюймовыми орудиями стоял в шубе и меховой шапке художник В. В. Верещагин и что то зарисовывал. Через три часа он погиб. Эскадра следовала за нами, но, конечно, значительно отстала от нас, когда мы подошли к месту гибели «Страшного». В тот же самый момент из мглы показались четыре неприятельских броненосных крейсера и немедленно открыли по нас огонь с расстояния 45–50 кабельтовых. Огонь их 16–ти 8–дюймовых орудий и многих 6–дюймовых был очень интенсивен. Как и в первом бою, море вокруг нас кипело от взрывов.
Вторично Бог миловал — прямых попаданий не было. Лишь от взрыва 8–дюймового снаряда под выступом мостика были контужены два офицера и четыре матроса с прободением ушных барабанных перепонок, да несколько человек были легко ранены осколками на палубе. Увидев нашу эскадру, японцы начали медленно удаляться, точно желая завлечь наши суда подальше от Порт–Артура. Мгла начала расходиться, и на юго–востоке мы увидели много неприятельских судов. Не прекращая боя, мы старались определить количество их и сообщили об этом сигналом командующему флотом. С «Петропавловска» было произведено несколько выстрелов из 12–дюймовых орудий, но за дальностью расстояния огонь был прекращен. Адмирал, разобрав наш сигнал, повернул в Порт–Артур, по–видимому желая принять бой поближе к веркам крепости. Одновременно был поднят сигнал «Баяну» вступить в кильватер». К этому времени все суда вышли на внешний рейд и вступили в строй на свои места.