Порт–Артур. Воспоминания участников.

С миноносцев, стоявших в бассейне, я пошел в сторону портового лазарета, так как узнал, что большинство спасенных были доставлены туда. Когда я быстро шел по набережной внутреннего бассейна, навстречу мне два офицера вели, поддерживая под руки, флаг–офицера адмирала Макарова, мичмана Яковлева, только что доставленного на берег. Он был без фуражки и едва передвигался. Голова его всё опускалась и свисала. Лицо было испачкано и измучено.

Мичман Яковлев (Лет десять спустя, когда я служил в морском министерстве в Управлении главного санитарного инспектора флота, этот Яковлев уже был капитаном 2–го ранга и состоял адъютантом при морском министре, адмирале Григоровиче.), великий князь и другие, оставшиеся в живых, спаслись только потому, что были наверху, на мостике возле адмирала Макарова, — но самому адмиралу спасти не удалось. В море потом видели плавающее адмиральское пальто. Видимо, адмирал сам его снял, чтобы легче было плыть, но, как старик, он не мог удержаться на воде.

Из числа спасенных только два–три десятка человек были не ранены. Несмотря на то, что катастрофа произошла в миле или двух от берега и среди своих судов, все остальные погибли с кораблем: так ужасен был взрыв.

Небольшой портовый лазарет находился очень близко от внутреннего бассейна, направо от портовых ворот, недалеко от знаменитого в Артуре ресторана «Саратов», получившего имя парохода Добровольного флота того же имени от буфетчика его, основателя ресторана.

Там было полно. Старший врач лазарета, д–р Глазко, быстро показал мне спасенных. Все были крайне потрясены взрывом и многие дрожали от нервного шока и холодной воды в море. Их успели уже уложить в кровати.

Мы прошли в мертвецкую. Среди покойных я сразу же узнал мичмана Бурачка, флаг–офицера адмирала Макарова, с которым был дружен. Высокий, тонкий брюнет, совсем еще юноша, лет 20–ти, очень учтивый и деликатный. Он лежал на каменном полу среди только что доставленных трупов, как живой и, казалось, был еще теплым. Я стал делать ему искусственное дыхание и всё что мог сделать. Мне было жаль Бурачка, как родного брата. Чем больше я старался, тем больше становилось мне жаль этого замечательного юноши. После целого часа тщетных усилий, меня почти оттащили от него. Это потрясло меня настолько, что я всё время говорил о нем, еще несколько дней подряд. Мой сожитель по квартире мрачный доктор Николаенко (брат товарища министра финансов при Коковцеве) сказал мне наконец:

— Если вы не перестанете говорить о Бурачке и думать о нем, вы сойдете с ума!.. Не хочу слушать об этом и настоятельно советую вам взять себя в руки. Завтра, может быть, нас ожидает то же.

Не помню уже, был ли найден труп адмирала Макарова. Кажется, не был найден. Помню, однако, до крайности скромные похороны некоторых жертв «Петропавловска» (Из моей диссертации на степень доктора медицины привожу официальные данные о потерях в личном составе обоих эскадренных броненосцев 31–го марта 1904 года.

На «Петропавловске» находилось, вместе со штабом командующего флотом: 705 человек, из них погибло и умерло от повреждений 636. Оставшихся в живых после повреждений было 53 человека. Пострадало 95% экипажа и штаба. Погибло 88%.

Уцелел только один из десяти!

На «Победе» из 745 был ранен только один матрос, оставшийся в живых.).

Воинский наряд был в общем с полуроту.

Была музыка и около полусотни провожавших покойных по пустынным улицам старого города. Настроение у всех было подавленное. Каждый понимал, что произошло непоправимое для флота.

В день гибели «Петропавловска», часов около трех дня, я был на миноносцах в гавани. По набережной проходил торопливо флагманский доктор А. А. Бунге и спрашивал, не видели ли меня. Ему указали.

— Разыскиваю уже целый час д–ра Агафонова, — сказал мне Бунге, — и не могу найти. Через два часа отходит поезд, в котором будет эвакуирован в Россию раненый великий князь Кирилл Владимирович. Я хотел назначить Агафонова для его сопровождения, но не могу найти, не поедете ли вы с великим князем, хотя бы до Мукдена?

Доктор Агафонов уже назначен был комиссией врачей для возвращения в Россию, по нездоровью. Для меня же это было неожиданно. Я так вошел в свои функции на миноносцах, что мне не хотелось оставлять это дело.

— Может быть, Александр Александрович, вы найдете кого–либо другого. Вы знаете, сколько дел начато мною. Кроме того, что скажут другие? Подумают, что я тоже эвакуирован по нервозности.

Бунге настаивал, я отпрашивался.

— Ну, хорошо, если найду в эти оставшиеся у меня полчаса кого–либо, освобожу вас, а не то вы поедете.

Бунге ушел и до вечера я его не видел. Он послал д–ра Маркова, Николая Македоновича, моего товарища по курсу, младшего врача портового лазарета. Марков так понравился великому князю (у него, действительно, мягкий, ласковый характер), что он довез великого князя Кирилла Владимировича до Петербурга, а оттуда сопровождал его в Германию.

Морской врач

Я. И. Кефели

ГИБЕЛЬ «ПЕТРОПАВЛОВСКА»

(Свидетельство и личные переживания)