Порт

Котенок терся о его ноги и урчал.

— Я весь молоком пропах. Молоко, наверное, чует, — улыбнулся Петрович.

— Господи, царица небесна! — всплеснула Анна руками. — Да ты никак Пеструху угомонил? Неужто выдоил?

— Ага, — сказал польщенный Петрович. — Пальцы не разжимаются.

— Ну и мужик ты! Ай да мужик! Это видано ли дело? Мой-то ни в жисть бы не словчился, — преданно и восторженно глядела на него соседка. — Ну да иди, купайся. Я тебе в дорогу чего соберу.

— Не беспокойтесь, я налегке привык, — сказал Петрович не уходя. — Я вот спросить хотел, я Рыжика вашего хотел с собой взять. Отдадите?

— Ай и красивый он у нас. Я сама в него влюбимши без памяти. Може, щенка возьмешь? Я б те достала.

— Мне Рыжик нужен, — сказал Петрович.

— Видит бог, другому бы — ни в жисть, а тебе ладно, бери. Да гляди, не обидь его там, не потеряй. Рыжик один не может. Тихой он, смирной, такой еноха, ну вроде как ты. — Она перевела на котенка взгляд, и глаза ее часто заморгали.

— А жалко, — дрогнувшим голосом произнесла она, — тебя жалко, его жалко… Дай я тебя поцалую, добрый ты человек, горемычный.

И пока выходила через калитку, сняла платок, полыхнув рыжиной волос, отерла о ватник руки. Крепко обняв Петровича, трижды расцеловала.

— Иди, сердешный. Я зараз справлюсь, провожу тебя. Ты уж извиняй нас, ежели что… А про могилку не думай — приглядим.

— Зачем? — тихо, с усилием проговорил Петрович. — Не надо. Я сам.

И отвернувшись, быстро пошел к родничку.

До него было шагов двадцать, не более.

1982 г.