Порт

Неужели трудно понять? Ему-то, почти брату. — Олег внимательно посмотрел ему на мочку уха и вспомнил: говорят, форма уха идеально передается по наследству.

— Уж от вас-то не ожидал. Уж вы-то могли бы понять! — в отчаянии прошептал он.

Он отодвинул от себя тарелку и поднялся.

— Мою курицу отдайте доктору, — сказал он подошедшей со вторым буфетчице.

— Правда? — обрадовался док. — Ну спасибо, Иваныч. А то я что-то сегодня проголодался.

Ярцев вышел из салона. Шум работающей машины стал слышнее. За глухой переборкой коридора, в утробной глубине шахты гремело и чавкало притертое железо, вверх-вниз ходили поршни, нагнетая в цилиндрах сверхвысокое давление, создающее взрыв топлива. Страшные силы противоборствовали в машине, двигая судно вперед. И только отзвуки процессов, создающих титанические нагрузки, доходили до жилых помещений. Доходили ритмичным гулом, мелкой вибрацией, которой только и хватало на то, чтобы дрожал плафон у светильника да где-то скрипела неплотно пригнанная облицовка.

«Куда меня несет-то? Внизу ведь только прачечная?»

С неудержимой силой его влекло вниз, к открытым дверям, к ее распахнутому солнечному взгляду, в котором можно утонуть, забыться или воскреснуть, погрузившись на миг в сладостный наркотический хмель.

Он остановился.

Самое страшное из всех состояний — это осознание своего бессилия. Пока можно управлять своими поступками, действиями, пока способен сам распоряжаться собой — до тех пор оно не наступило и не наступит. «Не наступит никогда» — так он решил после той последней встречи, перестав искать с ней общения.

«Я живой, — убеждал он себя. — Я могу влиять на среду, и жизнь мне подвластна. Вот она, эффективная связь, проба, которая ведет к равновесию».

Временами ему казалось, что он поборол свой недуг, он мог работать нормально и даже спать, но стоило чему-то напомнить о ней, и все начиналось сызнова. Он чувствовал себя так, будто постоянно носил в себе излишний потенциал, и если бы мог разрядиться, прикоснуться к земле… Никто, кроме него, не был властен над ситуацией, он прекрасно это понимал, но иногда думал, что если бы рядом был человек, которому можно было бы все рассказать, его бы отпустило. И тогда он вспоминал Колю Ковалева, который недалеко, где-то в этих водах ловил рыбу на «Зените». Так недалеко, что, может быть, уже видны его огни.

Он несколько дней уже не выходил на палубу, и теперь, когда дошел до тамбура и, преодолевая напор ветра, отворил двери, ему показалось, что он попал в какой-то далекий, чужой мир. Холод и темнота сковали его движения, ветер, насыщенный снегом и брызгами, валил с ног. Он подался вперед и нащупал скользкий, леденящий металл поручней. Луна, звезды, играющий блеск воды, где они, наполняющие ночь содержанием, смыслом, определенностью? Зияющая, как провал, темнота сковала землю. Только из трубы, словно из адского жерла, вырывались мелкие искры и тут же гасли.

Он стоял так минуту, вглядываясь в неразличимую чернь воды и неба, вслушиваясь в дикие всхлипы ветра, тщетно надеясь различить вдали огни.

Первобытный хаос царил в мире. Неразделенные стихии владели землей, и долог был путь до рассвета.

Ярцев рванул на себя задрайку двери и, подхлестнутый ветром, влетел в теплый, сверкающий белизной коридор.

«Среду́, среду́ надо менять», — шептал он, поднимаясь по трапам.

План действия у него созрел неожиданно. В согласии Николая он не сомневался. Труднее будет с дедом. Без убедительных оснований дед вряд ли пойдет ему навстречу. Ну что ж, основание можно придумать.

В радиорубке он застал Серого.

На своем рабочем месте Серый выглядел солидным, взрослым человеком. Узкая лента, испещренная точками, лежала перед ним на столе и шевелилась, словно клубок змей. Серый взял ее кончик, небрежным заученным движением вставил в прорезь дешифратора и нажал клавишу. Застучал телетайп, отпечатывая текст. Серый откинулся в кресле, положил свои длинные ноги на низкий столик и произнес распространенную на флоте фразу:

— Вот так, примерно, должен работать классный специалист.

— Серый, можешь меня с «Зенитом» соединить? Мне нужен старший электромеханик, — сказал Ярцев.

Серый вскочил с кресла и быстро заговорил:

— Иваныч, нам же нельзя самим. Только через капитана. Ты попроси, он даст добро. Скажи, по делу.

— Мне и надо по делу.

— Ну вот, видишь, — обрадовался Серый. — Мне не трудно, честно, но если командир узнает…

— У меня личное дело, Сережа.

— Может, подождешь? Осталось каких-то пару часов, — попросил Серый без всякой надежды.

— Мне на минуту, предупредить, чтобы он к нам перебрался. Он не знает, что я здесь. Мало ли что…

— Ну, если только на минуту, — вздохнув, произнес Серый и принялся настраивать установку.

— «Зенит», ответьте «Блюхеру», «Зенит», «Зенит», вас вызывает «Памяти Блюхера», — твердо и спокойно повторял Серый.

Олег прижался к калориферу, отогреваясь, и с недоверием подумал: «Неужели получится?»