Портативное бессмертие (сборник)

Спуститься в этом месте было совершенно немыслимо. Но с одного карниза, отвесно, на самом недоступном склоне висел толстый канат с узлами, прикрепленный к скале стальными крюками альпинистов (видимо, купленными в большом городе). Об этой лестнице знала только семья проповедника, и Янине достался этот секрет в приданое.

Несмотря на близкую опасность, беглецы остановились и трижды прокричали: «Ура Янине!» В ответ со стороны перешейка раздался злостный вопль. Корнею почудилось, что он различает твердокаменные ровные нотки Ипаты. Судя по всхлипнувшему Фоме, это была действительно она. «Ура Янине!» – еще раз прогремело. Лицо девушки было бледно и страстно, как в пору жарких объятий; глаза ее, большие, зеленые, на этот раз были совершенно сухими.

Все без особого труда спустились по отвесной стене к воде; со стороны бухты к ним бежали поселенцы, размахивая рогатинами и топорами. У самого берега вертелись без цели порожние лодки; раздобыть одну, покрупнее, не представляло особой хитрости. Беглецы погрузились и начали поспешно грести, стремясь обойти перешеек и выйти в большой залив. Стоя на плоскодонке, Корней заметил, что другая группа туземцев в утлых челнах шла со второй стороны косы прямо к «Сигору», готовясь не только помешать им подняться на палубу, но, быть может, и атаковать парусник, пока тот маневрирует в гавани. Но у этой флотилии не было достойного предводителя: пастор с Ипатой остались на берегу.

А на яхте вдруг все ожило, и густой беглый огонь из охотничьих ружей заставил преследующих остановиться вдали. Лодке Корнея удалось благополучно пристать к «Сигору», и все поднялись на палубу. Было чувство возвращения на родину, хотя эта родина вся обледенела и представлялась весьма неустойчивой на первый взгляд. Радовался экипаж судна, приветствуя прибывших, ликовали беглецы; даже Бруно и Фома громко выражали свой восторг, хотя им вряд ли угрожала настоящая опасность от рук поселенцев.

Андрей, смуглый, очень красивый для мужчины, напоминающий свою мать Сабину Кастер, сразу пустил в ход дизель, одновременно отдавая приказания относительно парусов; яхта начала медленно разворачиваться, когда еще звенели якорные цепи. Вот она упрямо поползла к выходу; несколько моряков во главе с боцманом Лукой готовились поднять главный парус.

Корабль огибал уже сторожевой мыс, служивший воротами в залив, когда рядом из тумана вынырнула флотилия суденышек; впереди на боте стояли, держась за руки, Ипата и слепой старец с развевающейся львиной гривой. Все кругом двигалось, прыгало, взлетало, только они выглядели непоколебимыми, словно вылитыми из бронзы, – судьи или мстители. Внизу вопили, свистели, стреляли из луков, ружей и пищалей; то и дело пушечка извергала апельсиновое ядро (после чего бот сильно черпал воду). Чугунный снаряд тяжело взлетал и шлепался впереди или позади кормы.

«Сигор», гордо выпятив грудь, без паруса принимал на себя яростный удар мелких злых волн, теснившихся у выхода на простор и словно расталкивавших друг друга локтями. Ветер с озер налетал отдельными вихрями, неся горсти крупного дождя или мокрой крупы, больно хлеставшей лицо. Вдруг над самым краем воды, низко, выплыло яркое холодное солнце, и сразу с противоположной стороны под макушкой высокой горы зажглись две короткие толстые радуги. Точно два протянутых обрубленных пальца.

– Это век излучений, – бормотал Бруно, кутаясь в шаль. Нил, полуфилософ-полуактер (ему было поручено приглядывать за пленником), весело поддакнул. – Это век излучений. Наше время – время иррадиаций, мощных, благодатных и разрушительных.

А Бог есть свет. Похоже и непохоже.

Нил с беспокойством оглядывался по сторонам: парус все не удавалось поднять. Волна и ветер били прямо в нос корабля, «Сигор» шел на своем дизеле, но этого явно не хватало. К тому же утесы и мели, тянувшиеся вдоль мыса, тоже, по-видимому, представляли опасность, судя по зигзагам и маневрам штурмана.

К свисту непогоды начали примешиваться стоны и крики обитателей селения, осадивших корабль и готовившихся к рукопашной.

– Что делать? И немедленно? – спрашивал себя Корней; ему очень хотелось избежать настоящего кровопролития не только по сентиментальным, но главным образом по юридическим соображениям. То же недоумение испытывали, вероятно, и все остальные спутники, оцепеневшие на палубе. Многие славные мужи по-разному отвечали на этот вопрос (и с переменным счастьем), но их всех объединяла одна таинственная черта, чуждая непосвященным.

На этот раз реплика была подана, совершенно неожиданно, Яниной. Стремительно подбежав по косой палубе к Фоме, прикорнувшему под тентом рядом с Бруно, она спокойно надела ему через голову спасательный круг и, подняв (сверкнул металлический протез), швырнула племянника за борт. И сразу послышался рев Ипаты, снизу заметившей сына в хлестких волнах.