Портфель чемпиона

В квартире Бабуриных царил страшный переполох. Начался он с того, что бабушка узнав, что у Ромы украли портфель, выронила из рук супницу из саксонского фарфора. Супница была старше бабушки. На перламутровом боку — картинка: пастушка в черном корсете и пастушок с дудкой танцуют на зеленом лугу. Бабушка смотрела на эту картинку и вспоминала свою молодость.

Когда понурый Рома приплелся домой, бабушка как раз несла суп из кухни в комнату. Она сразу догадалась про неприятности, по Роминому лицу. И бабушка осторожно спросила:

— Ромашок? Ты никогда не опаздывал к обеду… Что-нибудь случилось?

Рома без всякой психологической подготовки, даже не пододвинув бабушке табуретку, бухнул:

— У меня украли портфель…

Три слова обрушились на бедную бабушку, как шквал, как буря, как землетрясение. Руки ее разжались, и супница из саксонского фарфора рухнула на пол. Звон осколков сопроводил фейерверк из вермишели. Куриная нога взлетела на туалетный столик перед зеркалом. Пастушка навсегда разлучилась со своим пастушком.

На шум вышел дедушка. Он протер очки краем фланелевой рубашки, увидел Рому в облепленных вермишелью брюках и спросил:

— Два по физкультуре? Планку сбил?

Дед знал, что со спортом Рома не в ладах.

Бабушка не дала внуку рта открыть.

— Если бы планку… — плачущим голосом сказала она. — У мальчишки портфель украли…

Дед рухнул на полку с обувью, сплющив выходные мамины туфли.

Ромин портфель был необыкновенный. Из настоящей крокодиловой кожи с двумя замками и металлическим ромбиком на крышке, где были выгравированы торжественные слова: «Роману Бабурину в день первого юбилея». Портфель подарили Роме год назад, летом, когда ему исполнилось десять лет.

— На тебя что — напали хулиганы? — спросила бабушка, все еще стоя в луже супа.

— Надо было вцепиться в ручку и кричать! — перебил ее дед. — Были же там, наверное, дружинники или какие-нибудь взрослые…

— На меня никто не нападал… Портфель лежал на стуле, а потом исчез…

— Кто-то сбаловал… — возмутилась бабушка. — Завтра пойду и всем хулиганам оборву уши. Учится человек, старается, нет… надо подножки ставить. Куда дирекция смотрит!

— Уши она оборвет… — хмуро заметил дед. — Лучше вермишель смети веником. — Он взял с туалетного столика куриную ногу и стал ее задумчиво обгладывать. — Ладно… Будем жить дальше…

— А как мне уроки завтра учить? — прохныкал Рома. — В портфеле учебники, тетрадки…

— Не падай, внук, духом! — приказал дед, натягивая суконные боты. — Если дед берется за дело, оно будет в шляпе!

И он заглянул на дно старой шляпы, где когда-то сияла атласная этикетка с таинственным словом «Париж», которая превратилась с годами в засаленную тряпочку. Дед водрузил шляпу на голову и бросил на ходу: «Я в школу…»

— Ромашок… — беспомощно сказала бабушка. — Может, отца с фабрики вызвать, или мать…

— Не надо… — устало ответил Рома. Он наступил носком одного сандалия на пятку другого, разулся, ступая на сухие островки среди моря разлитого супа.

— Ты голову не вешай… — бежала следом бабушка, подбирая брошенные внуком вещи — куртку, берет, рубашку. — Ты лучше поешь… Супу нет, но есть пудинг с вареньем!

— Не буду есть! — хмуро ответил Рома, лег на кушетку и уставился в трещину на потолке.

— А я тебе принесу компотику с вишней…

— Как теперь уроки учить? Как? Как?

Бабушка прожила большую жизнь, ей вырвали два зуба мудрости, но и она не могла подсказать, как быть внуку в такой ситуации.

Как гудок пожарной машины, тревожно, прозвенел в коридоре телефонный звонок. Бабушка ринулась поднимать трубку, на бегу теряя шлепанцы.

— Алло! Миша! Ну говори же… — бабушка ждала звонка деда. Но звонила Ромина мама. Бабушка позвала Рому, прислонила к его уху телефонную трубку и поморщилась.

Она знала, что в этот момент в цехе ширпотреба, где из разноцветной клеенки шьют тенты для детских колясок, умолкли все машинки. Все женщины каждый день с удовольствием слушают разговор счастливой матери с сыном. А вечером на примере Ромы они воспитывают своих детей.

— Ромочка, ну как успехи? — защекотал ухо мамин голос.

— Плохо! — ухнул в ответ Ромин голос.

Весь цех ширпотреба уставился в мамины глаза, а бригадир тетя Груша, которая несла ворох готовых изделий на склад, замерла на полдороге.

— Что значит плохо… — растерянно повторила мама, привычная к совсем другим разговорам. «По истории — пять», — транслировала она подругам. «Контрольная по математике — пять… Дроби! А это, я вам скажу, не каждому семикласснику под силу…» И вдруг — плохо!

— Говори же! Что ты меня мучаешь? — закричала мама и крутанула колесо швейной машинки. Красная клеенка проехала вперед, а иголка прострочила кривую белую строчку. — Украли портфель? У тебя?!

Цех ширпотреба дружно ахнул. Бригадир тетя Груша, тряхнув разноцветными тентами, сказала:

— А еще спорют о физических мерах наказания… Конечно, пороть! Чего там спорить. Нас вон отцы пороли, и хорошие люди выросли. Совестливые… — И она ушла на склад, размышляя сама с собой на темы воспитания.