Портфель учителя

Мы с учителем стояли перед аквариумом с тунцами. Пока мы любовались плавающими по кругу рыбами, у меня возникло ощущение, что когда-то довольно давно мы уже где-то стояли точно таким же образом.

– Учитель, – позвала я.

– Что такое? – отозвался он.

– Я люблю вас.

– Я тебя тоже.

Все это мы говорили совершенно серьезно. Мы всегда сохраняли серьезность. Даже когда шутили. Кстати, тунцы тоже были совершенно серьезны. Совершенно серьезным оказалось практически все живое в этом мире.

Конечно же, в Диснейленде мы тоже побывали. Глядя на ночной парад, учитель немного прослезился. Я тоже заплакала. Мы оба плакали, думая каждый о своем.

– Свет в ночи навевает печаль, – заметил учитель, прижимая к носу большой белый платок.

– А вы, оказывается, тоже иногда плачете…

– С возрастом слезные железы слабеют, знаешь ли.

– Люблю вас, учитель.

Мужчина не ответил. Он пристально смотрел на парад. Взглянув на его профиль в лучах света, я заметила, что глаза у него впалые.

– Учитель, – позвала я, но он снова не ответил.

Я позвала еще раз – та же реакция. Взяв его под руку, я внимательно смотрела на Микки, лилипутов и Спящую Красавицу.

– Замечательное получилось свидание, – проговорила я.

– Мне тоже понравилось, – наконец ответил он.

– Пригласите меня еще куда-нибудь.

– Обязательно.

– Учитель?

– Да?

– Учитель?

– Да?

– Не уходите никуда, пожалуйста.

– А я и не уйду.

Музыка стала громче, запрыгали лилипуты. Процессия вскоре удалилась, оставив нас с учителем в темноте. Мимо прошествовал, покачивая бедрами, последний в строю Микки-Маус. Мы взялись за руки. А потом вздрогнули.

Ах да, надо бы рассказать о том единственном разе, когда учитель сам позвонил мне по мобильному. О том, что звонил он не с домашнего аппарата, я догадалась по шуму на фоне.

– Цукико, – произнес мужчина.

– Да?

– Цукико.

– Да?

Теперь все было ровно наоборот – настала моя очередь давать односложные ответы.

– А ты и правда хорошая девочка.

– А?

Но учитель вдруг сбросил звонок. Я тут же перезвонила, но он не взял трубку. Часа через два я позвонила ему на домашний, и в этот раз учитель ответил.

– Что это было?

– Да просто вдруг захотелось позвонить.

– А откуда звонили?

– От овощного магазина у станции.

– Овощного магазина? – переспросила я.

– Заходил за дайконом и пекинской капустой, – пояснил он. Я засмеялась, и учитель на том конце провода тоже рассмеялся.

– Цукико, приходи ко мне прямо сейчас, – вдруг попросил он.

– К вам домой?

– Да.

Я быстро закинула в сумку зубную щетку, пижаму и туалетную воду и побежала к дому возлюбленного. Учитель встретил меня у ворот. Взявшись за руки, мы сразу прошли в комнату, и он тут же расстелил футон. Я застелила его простыней. Работая, как конвейер, мы быстро приготовили себе спальное место.

Не говоря ни слова, мы вместе свалились на футон. Объятия учителя впервые были сильными и страстными.

Ту ночь я провела в доме учителя. Спали мы вместе. Открыв утром ставни, мы увидели плоды аукубы, сиявшие в солнечных лучах. Бюльбюли прилетели подкрепиться спелыми ягодами. Их голоса разносились по всему саду. Мы с учителем сидели плечом к плечу и наблюдали за пернатыми гостями.

– Какая же ты хорошая, – выдохнул мужчина.

– Люблю вас, – произнесла я с улыбкой. Бюльбюли отреагировали громкими криками.

Кажется, это было уже очень давно. Проведенное с учителем время промчалось быстро, но оставило яркие воспоминания. Два года после нашего воссоединения. Три – с того момента, когда мы начали встречаться, как говорил учитель, «в романтическом смысле». Столько времени мы провели вместе.

А ведь на самом деле это было совсем недавно…

Портфель учителя достался мне. Так он написал в своем завещании.

Сын учителя, как оказалось, мало походил на отца. Он молча поклонился мне и в этой позе чем-то напомнил моего возлюбленного.

– Я слышал, при жизни мой отец, Харуцуна, был многим вам обязан, – сказал он, склонившись в глубоком поклоне.

Харуцуна. Когда я услышала имя учителя, глаза наполнились слезами. А ведь до сих пор я почти не плакала… Сейчас же я заплакала от того, что человек по имени Мацумото Харуцуна казался мне незнакомцем. Я заплакала от осознания того, что стоило мне сильно привязаться к учителю – и он меня покинул.

Портфель учителя до сих пор стоит у меня на туалетном столике. Я иногда хожу в бар к Сатору. Уже, конечно, не так часто, как раньше. Сам Сатору ничего не говорит – он вечно занят и носится туда-сюда. В баре тепло, поэтому я иногда засыпаю прямо за стойкой.

– Нельзя так вести себя в общественном месте, – наверняка пожурил бы меня учитель.

В дальние края привел меня мой путь, В рваном платье не спастись от стужи… Стоит только в небо ясное взглянуть – В тоске по дому сердце занедужит.

Когда-то давно учитель рассказал мне об этом стихотворении Ирако Сэйхаку. Но порой я в одиночестве читаю вслух и не изученные в школьные годы стихи.

– Смотрите, что я выучила без вас, – бормочу я себе под нос.

– Учитель, – зову я, и порой его голос отзывается откуда-то с потолка: