Для подростков, еще не свыкшихся с изменившимися телами, оголять изгибы – или их видимое отсутствие – было вдвойне болезненно. У незамужних девушек также, скорее всего, было смутное представление о сексуальности. Голое тело было чем-то интимным, только для глаз мужа, но даже там можно было прикрыться одеялом или ночной рубашкой. Женщины постарше были вынуждены выставлять на всеобщее обозрение тела, измененные родами, тяжелой работой или набранным весом.
Снять последний предмет одежды было труднее всего. Трусы. Они могли быть разными: панталоны в стиле «директуар», с эластичными оборками над коленами, слитные купальники тедди с тремя маленькими пуговичками на ластовице, французские трусики с кружевной оборкой и цветочными узорами. Белые, розовые, желтые; старые, новые, красивые, практичные, идеально чистые, с дырочками – все надо было снять и сложить с остальной одеждой, еще сохранявшей тепло тела – последний остаток жизни, с которой многим предстояло расстаться.
Некоторые женщины прикрывали гениталии снятым бельем в последней отчаянной попытке сохранить хоть какое-то достоинство. В них всю жизнь вбивали, что от внешнего вида зависит отношение мужчин; скромная одежда защищала как от неприятных комментариев и прикосновений на улице, так и от тайных, ужасных вещей вроде изнасилования{146}
.Увидев, как голые женщины, привезенные из Попрада, прижимаются друг к другу, один из эсэсовцев усмехнулся: «А этих, наверно, из монастыря привезли. Все девственницы!»{147}
.Как он понял? Когда женщин обыскивали на предмет спрятанных драгоценностей, их насиловали руками.
Ко всему вышесказанному добавлялся и контекст раздевания именно перед эсэсовцами – они ругали девушек, называли их шлюхами и свиньями. Другим унизительным моментом была публичная менструация. В 1940-х годах гигиенические прокладки и тканевые салфетки либо просто подкладывали в трусы, либо подвязывали к поясу. В любом случае, показать кому-то эти предметы считалось страшным табу, не говоря уже о целой толпе людей. Вынуждение убрать их – использованные, – чтобы кровь свободно текла по ногам под оскорбления и ругань за «грязь», было очередной пыткой для женщин с менструацией, однако в какой-то момент от голода и стресса – и возможного подмешивания в еду всяких веществ – месячные прекратились вовсе. Но в день прибытия менструальная кровь – и кровь от грубых внутренних «обысков» – стекала по голым ногам.
Все это – на глазах мужчин и женщин из СС. В глазах читалась ненависть. Безразличие. Злобное удовольствие. Эсэсовские врачи осматривали голых женщин, как скот на продажу – сильные ли они, здоровые ли, могут ли работать. Женщины прижимались друг к другу, ища утешения в подругах и сестрах, хотя каждая оголенная фигура отражала соседнюю. Была борьба, несмотря на травмы; неповиновение в ответ на внутренний шок; сострадание, заставляющее протянуть руку помощи отчаявшимся женщинам, готовым все бросить и побежать к электрической ограде.
Одна девушка из Карпат, которой на тот момент был 21 год, рассказала: «Я решила, что не буду чувствовать стыд и унижение, не поддамся попыткам лишить меня женственности и человечности. Я просто смотрела сквозь них»{148}
.Когда Брахе исполнилось шестнадцать, она решила отрезать свои длинные косы. Ей новая прическа понравилась, а вот другие сетовали на потерю длинных волос. Для нее это было видимым переходом от детского стиля к стилю женщины.
Волосы считались одним из определяющих элементов «женственности». Мужские волосы стригли и укладывали с помощью масел, женские же волосы представляли больше пространства для творчества. Домашние прически делали с помощью плетения кос, закручивания, закалывания, завивки щипцами, стараясь их не опалить. В парикмахерских делали прически поизысканнее, используя шикарные машинки для перманентной завивки волос, напоминающие Медузу. Копировали модные прически кинозвезд, волосы украшали ленточками, красивыми заколками и цветами.
Немецкие женщины, насмехаясь над бомбардировками, собирали прически, которые стали называться «все чисто». Краска для волос была популярным и довольно заметным способом скрыть седые волосы, или же преобразить темные «еврейские» в светлые «арийские». Многие евреи отчаивались и красили волосы в попытке избежать ареста.