Поскольку в огромном подвале-общежитии кроватей на всех не хватало, женщины спали посменно. Так хотя бы каждая могла спать в кровати одна. Когда дневная смена вставала на работу, ночная забиралась в нагретые койки; Гуня делила кровать с прачкой, которую совершенно изматывали ночные смены, проводимые за стиркой грязного белья эсэсовцев. По стандартам обычной жизни двухъярусные деревянные койки были грубыми, а сама постель довольно скудной – всего одна простыня поверх набитого соломой матраса и одно покрывало. Но по стандартам Освенцима это был шикарный пятизвездочный отель. Вскоре Гуне удалось организовать себе на кровать плед.
В первые дни в Штабсгебойде Гуня наслаждалась роскошью вставать, умываться и одеваться не впопыхах. Подъем был в пять утра, перекличка – в семь, в широком коридоре подвала, а не под палящим солнцем, дождем или снегопадом. Перекличка длилась недолго, поэтому портнихи могли быстро приступить к работе. Гуня радовалась, видя, как женщины бегают по коридору, а кончики их головных платков подпрыгивают – «как стая маленьких гусынь, которые вышли из воды и затрясли хвостиками»{299}
.Была возможность в тайне использовать оборудование в нижнем подвале команды прачек для стирки формы. Клерки Штабсгебойде носили полосатые платья и белые головные платки; портнихи – серые хлопковые платья, белые фартуки и коричневые комбинезоны. Одежду эсэсовцев стирали вручную вплоть до установки машин в пристройке к лагерю в 1944 году, где сотня женщин работала дни и ночи посменно. В их распоряжении были ванны холодной воды для отмачивания одежды, отдельные ванны для стирки в горячей воде, стиральные доски и катки для белья. Сушилась одежда на чердаке.
В гладильне сорок женщин трудилось в поте лица, тоже посменно, днем и ночью. Комендант Хёсс предпочитал, чтобы его рубашки всегда были свежими и накрахмаленными, как будто только из магазина. Одна из соседок Гуни, Софи Лёвенштейн из Мюнхена, «имела честь» стирать белье доктора Менгеле, Ирмы Грезе и Йозефа Кремера – известных садистов{300}
.Портних кормили тем же, чем и остальных заключенных. В паек входили суррогат чая и кофе, реповый суп, иногда с картофельной кожурой в качестве бонуса, а также хлеб с маргарином и сосиской. Еда поступала с главной кухни, которая располагалась через дорогу, и иногда повара добавляли лишние порции жира, чтобы смазать хлеб. Кормежка Биркенау так плохо сказалась на желудке Гуни, что есть более-менее приличную еду Штабсгебойде она не могла. Она, как и остальные женщины, страдала от долгосрочных последствий недоедания.
Но здесь не приходилось бороться за каждый прием пищи, а это уже было прогрессом по сравнению с дикостями Биркенау. Еду подавали в настоящей посуде, ели в коридоре подвала или в кроватях. В ателье даже стояла плита, на которой можно было разогреть обеденный суп. Иногда эсэсовские женщины приносили портнихам кусочки сахара или шоколадки – то ли в благодарность, то ли из чувства вины.
Но главное – четыре раза в год, заключенным в Штабсгебойде выделяли посылку из почтового хранилища. Изначально посылки предназначались другим заключенным Освенцима, но эсэсовцы никогда не передавали их адресатам. К тому моменту еда, как правило, портилась, да и эсэсовцы сразу забирали себе самое лучшее, но иногда женщинам везло. И они делились находками друг с другом.
Как ни странно, работницы Штабсгебойде могли время от времени отправлять и получать письма, или выходить на связь каким-нибудь другим способом. Сохранившиеся открытки показывают, что женщины получали от друзей и родных посылки. Одна из ближайших подруг Марты в Штабсгебойде, маленькая умница Элла Нойгебауэр, написала письмо по адресу Липтовская улица, дом 5, Братислава, чтобы отблагодарить Дезидера Ноймана за посылку с сыром, шоколадом, беконом, сосисками, помидорами, консервами, сливками и миндалем – настоящий пир{301}
!Марта и сама писала скрывающимся родственникам, благодаря их за посылки с едой – особенно за бекон и лимоны – и посылала им «миллионы поцелуев»{302}
. На каждом письме, конечно же, ставилась печать с профилем Адольфа Гитлера.Главная разница между работниками в Штабсгебойде и работниками в Биркенау, как Гуня и так понимала, заключалась в их внешнем виде. Переход от одежды низкого статуса к более приличным костюмам оказал огромное влияние на всех женщин, кому повезло там оказаться. Однако это нарушило театральную видимость иерархии нацистов, где охранники выглядели внушительно, а заключенные – как паразиты. Чтобы поддерживать различия между «сверхлюдьми» и «недолюдьми», рабочих в Штабсгебойде тоже коротко стригли. Эсэсовские женщины в лагере могли пользоваться услугами четырех косметологов, а также посещать парикмахерскую.