Рудольф Врба, словак, который так помог Ирене в «Канаде», понимал, что привилегия «низких номеров» среди словацких женщин появилась не из воздуха. Он сказал: «Если сейчас они пользуются какими-то привилегиями, это значит, что они уже перетерпели нечто ужасное»{292}
.Из самых первых заключенных, привезенных в Освенцим в 1942 году, за первые четыре месяца погибло более девяноста процентов. Из десяти тысяч женщин, депортированных из Словакии, домой вернулись лишь около двухсот{293}
.Гуня Фолькман, несмотря на внутреннее достоинство и упорство, тоже почувствовала отчаяние, когда вызвали ее номер – 46351. Она не располагала привилегиями «низких номеров». Измученная тяжелой работой в ткацкой кабине, мучаясь высокой температурой и болезненным абсцессом, Гуня поняла, что у нее нет выбора, и внесла себя в список больных. Увидев условия в ревире для заключенных, она почувствовала себя еще хуже. На кроватях были плотные слои испражнений. Застелить кровать было нечем, о мытье не шло и речи. По ее голому телу ползали вши. Соседи по постели быстро становились трупами.
Гуню спасли дружба и преданность – качества, которые нацисты всеми силами старались, но не смогли, подавить. В ревире о ней заботилась подруга, некогда работающая в еврейской больнице в Лейпциге, Отти Ициксон. Несмотря на то, что с точки зрения медицины Отти ничего сделать не могла, она помогла другим образом: в тот день, когда еврейских пациентов уводили на смерть, спрятала Гуню в комнате с неевреями. Заключенная с номером 46351 не оказалась в одной телеге с живыми трупами, которых ждали газовые камеры.
После четырех недель борьбы за жизнь, Гуню выписали. Она доплелась до своего барака, где подруги встретили ее невероятной новостью: ее вызвали на работу в Штабсгебойде, легендарное место. Но она пропустила призыв, пока была в больнице. Больных к эсэсовцам не подпускали.
– Не переживай, – утешали ее друзья. – Тебя еще вызовут, даже не сомневайся.
В Штабсгебойде Гуню вызвали благодаря «Канаде». Какие-то девушки из Кежмарока, ее родного города, сортировали документы из краденого багажа в «Канаде», как вдруг обнаружили паспорт Гуни. Они поспешили рассказать об этом ее кузине, Маришке, которая работала секретаршей одного из высокопоставленных эсэсовцев в Штабсгебойде. Маришка переговорила с Мартой Фукс, и они сделали запрос{295}
.Гуня едва ли позволяла себе надеяться на новую возможность. Когда же она выпала, Гуня заволновалась, потому что вызвали ее в блок 10. Все жуткие истории и слухи, гуляющие по лагерю, были правдой. Там ставили «медицинские эксперименты», которые иначе как пытками не назовешь – эсэсовский доктор Йозеф Менгеле использовал живых заключенных в качестве подопытных.
Гуня в компании нескольких других кандидаток на позицию портнихи ожидала медобследования. Все, кому предстояло тесно работать с эсэсовцами, проходили тщательную проверку – нужно было подтверждение, что человек пригоден для работы и ничем не заражен. Раны Гуни заживали, но температура еще держалась; шансы провалить проверку были довольно высоки. Но удача и доброта вновь сделали свое дело: медсестра в блоке 10 знала Гунину семью, поэтому быстро встряхнула термометр, прежде чем врач мог заметить высокую температуру.
Гуню помыли и обработали от вшей. Но даже после этого эсэсовский врач не хотел к ней приближаться. Не вставая из-за стола, он сказал ей повернуться в одну сторону, потому в другую, и написал на карточке вердикт, даже не взглянув на Гуню. Для него она была очередным телом. Для нее это был вопрос жизни и смерти.
Дальше – мучительное ожидание результатов. Наконец Гуня услышала свое имя. Она прошла.
Одновременно радуясь и волнуясь, Гуня поспешила на вторую встречу – пробное задание. Другие потенциальные портнихи уже шили. Заключенных по одной вызывали к экзаменаторам. Из всех женщин могли выбрать лишь двух. Одной из них оказалась Гуня: номер 46351 официально перевели в Штабсгебойде.
Оказаться в двух километрах от грязного воздуха Биркенау казалось настоящим подарком судьбы; Гуню провели через ответвление железной дороги, через окраину города и вдоль дорог, ведущих в центральный лагерь Освенцима. Пункт назначения Гуни – Штабсгебойде, дом 8 на улице Максимилиана Кольбе – был в разы крупнее почти всех зданий в Освенциме, в доме было пять этажей и красивая симметричная остроконечная крыша. Когда немцы оккупировали эти земли для строительства нового комплекса концлагеря, это прекрасное здание отобрали у польской табачной компании. Выстроенное еще до Великой войны, теперь здание превратилось в центр освенцимской бюрократии.