Портнихи Освенцима. Правдивая история женщин, которые шили, чтобы выжить

Наличие чистой, приличной одежды помогало снова ощутить себя человеком. В Штабсгебойде к заключенным в «неофициальной» одежде относились спокойнее, чем в остальном лагере. Одна из подруг Брахи в административном блоке, гречанка Эрика Коуньо, организовала из «Канады» розовую рубашку. Она носила ее под полосатым тюремным костюмом. Это казалось такой роскошью, Эрика даже имела смелось показывать тонкую розовую линию у шеи. К лету 1944 года эсэсовцы настолько привыкли к общению с заключенными, работающими в Штабсгебойде, что сами выписали им новые модные платья. Разумеется, на платья не было потрачено ни гроша – их взяли в «Канаде».

В том сезоне в моде были платья в крапинку, что видно по фотографиям евреев, прибывших в Брикенау летом 1944 года, поэтому в чемоданах заключенных и раздевалках перед газовыми камерами был огромный выбор одежды. Серо-синюю форму заменили на голубые платья в белую крапинку. Несмотря на то, что Эрика радовалась приятной и элегантной одежде, она спрашивала себя – что стало с бедной женщиной, которой это платье принадлежало? Но девушка сказала себе носить платье дальше и никогда не забывать, что она видит и слышит в Штабсгебойде{303}.

Чистая и приличная одежда не только помогала заключенным снова почувствовать себя людьми, одежда заставляла высокопоставленных эсэсовцев, работающих с квалифицированными и умными заключенными Штабсгебойде, иначе на них взглянуть. В конце концов они были вынуждены хоть в какой-то степени признать, что заключенные – тоже люди. Например, к французским заключенным, которые занимались научными исследованиями в сельскохозяйственных лабораториях по соседству, директор освенцимских ферм, оберштурмбанфюрер СС доктор Иоахим Цезарь, относился и вовсе как к коллегам.

Рудольф Хёсс порицал подобное. Он жаловался, что «было сложно отличить гражданских сотрудников от заключенных». Более того, он считал, что чем «нормальнее» выглядит заключенная женщина, тем большую опасность она представляет, потому что появляется возможность связей между эсэсовскими охранниками и еврейскими рабочими: «Когда эсэсовский солдат преграждал им путь, они просто «обрабатывали» его красивыми глазками и так добивались, чего хотели»{304}.

Хёсс стремился сохранить различие между работниками СС и рабами-заключенными. Хедвига и другие эсэсовские жены хотели сохранить статус и образ хорошо одетых богатых женщин. Эта задача легла на плечи Марты и ее команды в Штабсгебойде.

«Мы делали важную работу», – Ирена Рейхенберг{305}.

Первые несколько недель в Штабсгебойде были для Гуни настоящим праздником, начиная с первого же рабочего дня. Он выпал на шабат, но нацисты сознательно игнорировали религиозные обряды заключенных. Никаких элементов еврейской жизни, только работа.

По словам Рудольфа Хёсса, работа помогала заключенным выносить жизнь в лагере, потому что отвлекала от «неприятных сторон жизни в тюрьме». Идея поместить печально известный слоган «Abracht Macht Frei»[34] над воротами в Освенциме принадлежала именно ему. Изначально фраза появилась в первом нацистском концлагере Дахау. Хёсс серьезно воспринимал эту фразу. Как человек, отсидевший срок в 1920-х годах за участие в жестоком убийстве, он на себе испытал потерю самоуважения и мотивации, к которым приводит вынужденное бездействие. В тюрьме Хёсс работал портным.

В мемуарах Хёсс много внимания уделил важности труда – он был убежден, что труд буквально может привести к свободе. И в первое время работы концлагерей некоторых заключенных действительно отпускали по прихоти гестапо или СС, однако это едва ли было связано с качеством или количеством проделанной работы. Во время войны большинство заключенных зарабатывались до смерти, чтобы поддерживать военные предприятия. Единственным путем к свободе представлялась смерть. Но одна из мыслей Хёсса нашла отклик среди заключенных, работавших в ателье. Комендант заметил, что «если заключенный находит работу, с которой знаком или которой соответствуют его способности, у него появляется внутренний стержень, который не могут сломить даже самые неприятные обстоятельства»{306}.

В отличие от заключенных-секретарей в политическом секторе Освенцима, которые были вынуждены делать заметки о происходящих допросах и пытках, портнихи считали, что их работа вполне неплоха. Гуня говорила, что по сравнению с тяжким трудом в Биркенау ателье было «раем». И многие разделяли ее чувство безопасности. Иронично, что во внешнем мире портнихи имели довольно низкий статус, потому что модной индустрией управляли мужчины. Тут они были привилегированными сотрудницами.

В первый день работы Марта познакомила Гуню с остальными двадцатью портнихами. Все ветераны, в том числе Ирена, Рене, Катька и Браха, оказали ей невероятно теплый прием. В основном портнихи были еврейками.

В ателье работали Мими Хоффлих и ее сестра из словацкого города Левочи. Из-под головного шарфа Мими выглядывали золотые кудряшки. Девушка специализировалась на изготовлении рубашек и нижнего белья.