Портрет

Как и говорил Гайворон, меня поселили в общежитии телевидения. На самом деле это было общежитие велозавода, телевизионщики занимали в девятиэтажном здании нижние четыре этажа. И жили мы по два человека в комнате, а не по четыре. Во всяком случае, это касалось творческих работников.

Я подселился к Жене Микушкину, ассистенту режиссера детских программ. Это был видный парень с ухоженной прической, бородка тоже аккуратно подстрижена.

— Я здесь редко бываю, — сказал Женя при знакомстве. — Так что чувствуй себя хозяином.

«А где ночуешь?» — подумал я.

— Есть места, — усмехнулся Женя. — В командировки часто езжу. Можешь приводить кого хочешь.

— А бабки на вахте?

— Они наших не проверяют. Показываешь удостоверение и проходишь. Но мы и не похожи на велозаводских.

Чувствовалось, парень знал себе цену.

— На нашем этаже живут одни ребята? — спросил я.

— Почему? — удивился Женя. — В соседнем отсеке девушки с радио. Телевизионщицы этажом выше.

— В гости к ним ходишь?

— Времени нет, — махнул рукой Женя.

Интересно, чем он так занят? Парню двадцать с небольшим, самое время ходить в гости.

Женя еще раз усмехнулся и исчез за дверью.

И я начал обживаться в общежитии телевидения.

2

Главной моей заботой была все же передача о Короткевиче.

Юзик позвонил в Брест Колоновичу, и тот согласился провести передачу.

— Спрашивал, что это за автор — Алесь Кожедуб, — усмехнулся Кривко.

— Сказали? — тоже усмехнулся я.

— Да он, видимо, читал тебя в «Маладосці». Мы ему заплатим, и он успокоится.

Я уже знал, что телевизионные гонорары имеют такую же притягательную силу, как и литература, если не больше. Но мне все равно стало обидно.

— Могу ему свой гонорар отдать, — сказал я.

— Не надо, — положил мне руку на плечо Юзик. — Все будет хорошо. Ты уже позвонил Короткевичу?

— Нет.

— Вот и звони.

Владимир Семенович новости о передаче про себя на телевидении не удивился, но и не обрадовался.

— Роман заканчиваю, не до передач, — сказал он. — Но раз уж решили, делайте. Кто ведущий?

— Колонович из Бреста.

— Серьезный критик. Скажи, чтоб не сильно меня ругал. Ты с телевидения?

— Редактор.

Мне не хотелось говорить, что я младший редактор.

— Ну и хорошо. Что от меня надо?

— Сделать синхрон на кинокамеру и дать несколько старопечатных книг для подсъемки. Таких, как у вас, ни у кого нет.

Мне было приятно вставлять эти телевизионные термины — «синхрон», «подсъемка». О них на днях упомянул Корнилович, и я запомнил. Жалко, нельзя использовать в передаче «бобслей» — нарезку мгновенных кадров. По отношению к Короткевичу это могли быть фигуры рыцарей, татарских конников и наших воинов. Однако эту идею зарубил главный редактор.

— Еще не пришло время для рыцарей, — сказал он.

Я отступился.

Режиссером передачи был Володя Колотков, и это очень хорошо. Во-первых, главному режиссеру редакции выделяют киноленты сколько он захочет и дают лучшее время для монтажа. А во-вторых, ассистенткой у него была Людмила Крук, с моей точки зрения, самая симпатичная из ассистенток редакции.

— Ты лучше на помрежек смотри, — сказала она, поймав мой заинтересованный взгляд.

— Зачем? — удивился я.

— Они моложе нас.

— Кого это — вас?

— Ассистенток. Мы уже институт закончили, а они сразу после школы сюда.

Это было не совсем так, некоторые из помощниц режиссера были уже взрослые женщины. Но я решил не зацикливаться на возрасте. Пока что нужно было занять свое место в редакции.

— А тебя никто не тронет, — махнула рукой Людмила. — Это нам не дают спокойно работать.

— Почему?

— Ты на белорусском говоришь. В нашей редакции это главное.

Я уже заметил, что в литр-драме редакторы отдела литературы говорили на белорусском языке, а театрального — на русском. Причем и те и другие делали это из принципа. Что же касается режиссерского цеха, то в нем на мове говорил один Эдуард Самогуд, и тоже из принципа.

— А ты? — спросил я.

— Что — я? — вопросом на вопрос ответила Людмила.

— Какой язык предпочитаешь?

— Мы все городские, — показала мне язык Людмила. — В нашей семье, например, говорят только по-русски.

— Ты откуда?

— Из Витебска.

— Потомственная интеллигентка?

— Ну, не совсем… — смутилась Людмила. — Отец в обкоме работает.

— Обкомовские только один язык знают, — кивнул я. — Хотя твой отец, наверно, родом из села.

— Откуда ты знаешь?

— По твоей фигуре. Наша девушка.

У Людмилы были тонкая талия, широкие бедра и упругий бюст. Смотреть на нее одно удовольствие.

— А ты смотри, да не заглядывайся, — сказала Людмила. — В нашем обкомовском доме на третьем этаже живет Крук, на втором Стук, на первом Грук. Нормальные витебские фамилии.

Я понял, что с Людмилой можно сварить хорошую кашу, но чуть позже.

— Главное, не опоздай, — усмехнулась она.

Людмила выгнула крутое бедро, и я предпочел за лучшее покинуть режиссерскую комнату.

— Хорошая дивчина, — подмигнул мне Юзик, с которым я столкнулся в коридоре.

— Чересчур, — покрутил я головой. — Отец в обкоме работает.

— А у них тут у всех отцы. Не зевай, лови момент.

— Алесь! — послышалось из кабинета главного редактора. — Зайди на минутку.

В кабинете, кроме Тисловца, находились Шарпила и Корнилович.

— Привыкаешь? — спросил Тисловец.