Читаем Портрет полностью

Я хотел последовать за ним, но Виктор Михайлович твердо взял меня под руку.

— Поздно, — сказал он. — Раньше надо было убегать. Но от этого и не убежишь.

«От чего?» — подумал я.

— От литературы. Очень привлекательная штуковина.

Он усмехнулся. Я тоже усмехнулся, но не так игриво. Все-таки литература для меня была не обыкновенной музой из мифов Древней Греции, о которых еще не так давно рассказывал нам на филфаке Лапидус. Он был строгий преподаватель, студенты его боялись больше, чем Зевса. Но Лапидус на своих лекциях о музах распространялся мало. Для него героями, кроме богов, были Геродот и Гомер. Мне же нравились и Мельпомена, и Каллиопа, но больше всего Эрато. Но я в этом никому не признавался.

— И не признавайся, — отпустил мою руку Виктор Михайлович. — Пойдем лучше в столовую.

Там, как и перед любым застольем, было уже шумно и весело. Почетные гости рассаживались во главе столов, расставленных буквой «п». Я с товарищами примостился на галерке.

— А это лучшее место для прозаика, — сказал Виктор Михайлович. Он тоже оказался рядом с нами.

— Почему? — спросил я.

— Отсюда хорошо видно, с кем сидят самые красивые молодые поэтессы.

Да, рядом с каждым литературным генералом сидело по поэтессе. А вон та черненькая даже в моем академическом цветнике не затерялась бы. Черненькая поймала мой взгляд и улыбнулась.

— Кто такая? — спросил я Володю.

— Павлович, — сказал он. — Хорошие стихи пишет.

«А говорил, что здесь ни одной стоящей», — подумал я.

— Я говорил аллегорически, — посмотрел на меня Володя. — И в каждом правиле есть исключения.

— Не все так просто, — поддержал его Слава. — Что будем пить — вино или водку?

— Прозаики пьют только водку, — с укоризной взглянул на него Виктор Михайлович. — Моя дочка красивее, чем она.

— Тоже стихи пишет? — спросил я.

— Нет, она у меня баскетболистка. Одни ноги… Придешь к нам, сам увидишь.

— Уже договорились? — засмеялся Володя.

Голос у него был такой громкий, что все гости застолья снова повернулись в нашу сторону.

— Надо было к журналистам идти, — сказал мне Слава. — Там спокойнее.

Журналисты сидели за отдельным столом неподалеку от нас. Я вдруг увидел среди них Алеся Гайворона, который учился параллельно со мной на журналистике. Тот помахал мне рукой.

— У них тоже симпатичные девчата, — сказал Слава. — Не хуже поэтесс.

— Лучше! — вскинулся Пилипович.

Снова у него получилось очень уж громко.

— Лучше молчи да пей! — одернул его Виктор Михайлович. — У вас в Витебске все такие горластые?

— Через одного, — взял в руки рюмку Володя. — Действительно, давайте выпьем.

И мы выпили.


9

Я с интересом смотрел на живых классиков белорусской литературы. Все они соответствовали своему званию. Во всяком случае, никто из секретарей не торопился опрокидывать чарку и налегать на салаты. Наоборот, они это делали неспешно.

— А у них уже все есть, — сказал Пилипович. — Произведения написаны, деньги заплачены, портреты висят на стене. У тебя уже есть свой портрет?

— Нет, — сказал я.

Только портрета мне не хватает. Тут бы повесть «Городок» закончить.

— Закончишь, — сказал Володя. — Куда ты денешься. А насчет портрета подумай. Пусть тебя кто-нибудь сфотографирует.

Об этом я мог попросить Валеру Дубко. Но куда спешить? Вся жизнь впереди.

— Это только кажется, что жизнь бесконечна, — вздохнул Виктор Михайлович. — Мне уже скоро на заслуженный отдых.

— На пенсию? — удивился я.

— Нет, до пенсии еще десять лет. В Союзе надоело прислуживать.

— А что, в Союзе хорошая работа, — пожал плечами Пилипович. — Воспитывай молодых писателей и ни о чем не думай. В институте работать труднее.

— Здесь тоже… — закряхтел Виктор Михайлович. — То книгу из плана выкинут, то какой-нибудь поэтессе вожжа под хвост попадет. Сам знаешь, что за публика.

— Знаю, — кивнул Пилипович. — Но вам спозаранку не надо бежать на лекцию с больной головой после вчерашнего…

— Зато у нас идеология, — покрутил большой головой куратор. — Ты человек подготовленный, а вот о чем они думают…

Он посмотрел на нас со Славой. Мы не сговариваясь пожали плечами.

— У них тоже все нормально, — сказал Пилипович. — Иначе они сюда не попали бы.

«Интересно, Ерофеева с его Петушками могли бы пригласить на совещание молодых литераторов? — подумал я. — Нет, вряд ли, он херес любит».

— Мы читаем правильную литературу, — сказал Пилипович. — И пишем правильно.

Он взглянул на меня. Его глаза смеялись.

Мы выпили еще по одной рюмке.

— Закусывайте, хлопцы, закусывайте, — пододвинул к нам тарелку с салатом Виктор Михайлович. — Это, может быть, самое главное в нашем деле.

— Закуска? — спросил я.

— А ты вон у него спроси. — Куратор показал пальцем на лысого человека с большим животом.

— Кто такой?

— Столяров из Литфонда. Никто лучше его не организует хорошее застолье.

— А что тут сложного? — пожал плечами Слава. — Главное, чтоб водки было побольше.

Володя с Мишей засмеялись, и начальники снова стали на нас оглядываться.

— Пил, но не закусывал, вот в чем проблема, — вздохнув, сказал Виктор Михайлович.

— Кто? — спросил я.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жизнь за жильё. Книга вторая
Жизнь за жильё. Книга вторая

Холодное лето 1994 года. Засекреченный сотрудник уголовного розыска внедряется в бокситогорскую преступную группировку. Лейтенант милиции решает захватить с помощью бандитов новые торговые точки в Питере, а затем кинуть братву под жернова правосудия и вместе с друзьями занять освободившееся место под солнцем.Возникает конфликт интересов, в который втягивается тамбовская группировка. Вскоре в городе появляется мощное охранное предприятие, которое станет известным, как «ментовская крыша»…События и имена придуманы автором, некоторые вещи приукрашены, некоторые преувеличены. Бокситогорск — прекрасный тихий городок Ленинградской области.И многое хорошее из воспоминаний детства и юности «лихих 90-х» поможет нам сегодня найти опору в свалившейся вдруг социальной депрессии экономического кризиса эпохи коронавируса…

Роман Тагиров

Современная русская и зарубежная проза
Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза