Портрет Дориана Грея

– Позвольте мне выбрать для вас орхидеи, герцогиня, – сказал Дориан, вскочив на ноги и направившись в оранжерею.

– Вы открыто флиртует с ним, Глэдис, – обратился к своей кузине лорд Генри. – Будьте осторожны! Он слишком привлекателен.

– А иначе не было бы никакого смысла бороться.

– Значит грек против грека?

– Я на стороне троянцев. Они сражались за женщину.

– И потерпели поражение.

– Есть вещи, страшнее плена, – ответила герцогиня.

– Вы скачете, отпустив вожжи.

– Именно в этом смысл жизни.

– Я запишу это в свой дневник.

– Что?

– Что ребенок, когда обожжется, снова тянется к огню.

– Я никогда и близко не была у огня. Он не коснулся моих крылышек.

– Все равно они вам служат для чего угодно, но только не для полета.

– Смелость перешла от мужчин к женщинам. Это для нас новый вызов в жизни.

– У вас есть соперница.

– Кто?

– Леди Нарборо, – с улыбкой прошептал он. – Она просто в восторге от него.

– Не пугайте меня так. Интерес к старине губителен для нас, романтиков.

– Ха! Романтиков! Да ведь женщины пользуются всеми возможными научными средствами.

– Нас этому учили мужчины.

– Но они не смогли изучить вас.

– А как бы вы описали наш пол?

– Как сфинкса без загадок.

Она с улыбкой посмотрела на него.

– Что-то долго нет мистера Грея, – сказала она. – Пойдемте поможем ему. Я еще даже не сказала ему, какого цвета платье надену.

– Вам придется надеть платье под цвет его орхидей, Глэдис.

– Это стало бы преждевременной капитуляцией.

– Романтика в искусстве возникает в момент кульминации.

– Я должна иметь пути для отступления.

– Как парфяне?

– Парфяне убежали в пустыню. У меня же нет такой возможности.

– У женщин не всегда есть выбор, – ответил лорд Генри, но не успел он закончить предложение, как в дальнем конце оранжереи раздался сдавленный стон, и они сразу же услышали, как упало что-то тяжелое.

Все вскочили на ноги. Герцогиня оцепенела от ужаса. А очень испуганный лорд Генри поспешил в дальний конец оранжереи, где нашел Дориана Грея, который лежал лицом вниз без сознания.

Его сразу же перенесли в гостиную и положили на диван. Через несколько минут он пришел в себя и растерянно оглянулся вокруг.

– Что произошло? – спросил он. – А! Вспомнил! Гарри? Я здесь в безопасности?

Он задрожал.

– Дорогой Дориан, – ответил лорд Генри, – ты просто потерял сознание, ничего страшного. Ты, наверное, слишком истощен. Лучше тебе не выходить на обед. Я обо всем позабочусь.

– Нет, я пойду, – сказал он, поднимаясь на ноги. – Мне нельзя оставаться одному.

Он пошел в свою комнату и переоделся. За обедом он вел себя отчаянно весело, но время от времени его пронизывал ужас, когда он вспоминал смертельно бледное лицо Джеймса Вэйна, которое увидел в окне оранжереи.

Глава 18

На следующий день Дориан не выходил из дома. Он даже почти не выходил из своей комнаты, пребывая в оцепенении от страха перед смертью, хотя и жизнь была ему безразлична. Им овладели мысли о том, что на него охотятся, за ним крадутся, ожидая момента, чтобы убить. Он вздрагивал, даже когда слышал, как ветерок шуршит занавесками на окнах. Опавшие листья, которые ветер прижимал к стеклам, напоминали ему о собственных неудовлетворенных амбициях и горьких сожалениях. Когда он закрывал глаза, то вновь и вновь видел перед собой лицо моряка, и сердце его сжималось от страха.

Хотя, возможно, это все лишь плод его воображения, которое решило увидеть месть в темноте и показать ему ужас возможной казни. Реальная жизнь неподвластна логике, в отличие от воображения. Именно воображение заставляет раскаяние сопровождать грехи. Именно воображение добавляет преступлениям чудовищности. В реальной жизни злые люди никогда не получают заслуженной кары, а хорошие – вознаграждения. Сильные достигают успеха, а слабых ждут неудачи. Вот и все. Кроме того, разве могло случиться так, что никто из слуг не заметил, что вокруг дома бродит чужак. Если бы на клумбах были хоть какие-то следы, об этом сразу же сообщили бы садовники. Именно так, это все лишь плод его воображения. Брат Сибилы Вэйн не возвращался, чтобы убить его. Он отправился в дальнее плавание, чтобы сгинуть где-то посреди моря. К тому же моряк не знал, не мог знать, кто он такой. Маска молодости спасла его.

Однако, даже если это была лишь иллюзия, какой же ужасной была сама мысль о том, что сознание способно создавать ужасные фантомы, придавать им видимые очертания и заставлять их проходить перед глазами. Во что превратилась бы его жизнь, если бы тени его преступлений преследовали его день и ночь, смеялись бы над ним из своего укрытия, нашептывали разные ужасы ему на ухо, пока он сидел за обедом, или заставляли его просыпаться среди ночи от невыносимых кошмаров. Когда мысль об этом заполнила его сознание, он весь побледнел, и ему даже показалось, что в комнате стало прохладнее. Ах! Он убил собственного друга в безумном порыве! Какой же невыносимой была сама только мысль об этом! Он вновь и вновь видел перед собой сцену убийства. Каждая отвратительная деталь теперь казалась ему еще более ужасной. Тень греха, ужасная и красная, как кровь, приближалась к нему из темной пещеры памяти.