Портрет Дориана Грея

Лорд Генри резко остановился и окинул взглядом соседние дома. Убедившись, что дом его тетушки остался далеко позади, он улыбнулся, покачав головой, и повернул обратно. Когда он вошел в мрачноватую прихожую, дворецкий сообщил ему, что все уже за столом. Лорд Генри отдал одному из лакеев шляпу и трость и прошел в столовую.

— Ты не можешь не опаздывать, Гарри! — воскликнула его тетушка, укоризненно качая головой.

Он извинился, придумав на ходу не очень правдоподобное объяснение, затем, опустившись на свободное место рядом с хозяйкой дома, обвел взглядом присутствующих. Сидевший в другом конце стола Дориан вспыхнул от удовольствия и застенчиво кивнул ему головой. Напротив него восседала герцогиня Харли, удивительно уравновешенная и добродушная дама обширных, чуть ли не архитектурных пропорций, обычно определяемых, в случае женщин низшего сословия, вульгарным понятием «тучность»; герцогиня пользовалась в свете всеобщей и заслуженной любовью. Справа от нее сидел сэр Томас Бэрдон, член парламента и радикал в политической жизни, гурман и вольнодумец в жизни частной, ввиду чего он неизменно следовал известному мудрому правилу обедать с консерваторами, а досуг проводить с либералами. Соседом герцогини по левую руку был мистер Эрскин из поместья Тредли, весьма приятный и очень культурный пожилой джентльмен, однако крайне неразговорчивый, поскольку, как он однажды объяснил леди Агате, все, что он хотел сказать, было им сказано еще до тридцатилетнего возраста. Рядом с самим лордом Генри сидела миссис Ванделер, одна из давнишних приятельниц его тетушки, поистине святая женщина, но одетая настолько безвкусно, что ее впору было сравнить с молитвенником в дешевом скверном переплете. К счастью для него, соседом миссис Ванделер с другой стороны оказался лорд Фодел, в высшей степени интеллектуальный, но в то же время с посредственными способностями и совершенно лысый джентльмен средних лет, с которым она беседовала в свойственной таким добродетельным женщинам, как она, преувеличенно серьезной манере — непростительный, на взгляд лорда Генри, порок, от которого благочестивые люди не в состоянии избавиться.

— Мы говорим о бедном Дартмуре, лорд Генри, — обратилась к нему герцогиня, приветливо кивнув ему через стол. — Как вы считаете, он действительно собирается жениться на этой очаровательной молодой особе?

— Да, герцогиня. Я полагаю, она уже готова сделать ему предложение.

— Какой ужас! — воскликнула леди Агата. — Право же, кто-нибудь должен вмешаться!

— Я слышал из самых верных источников, что ее папаша в Америке держит галантерейную лавку, где торгуют сухими товарами[16], — с презрительным видом проговорил сэр Томас Бэрдон.

— А вот мой дядя, лорд Фермор, высказал предположение, что ее отец — поставщик свинины, сэр Томас.

— Сухие товары? А что американцы подразумевают под сухими товарами? — поинтересовалась герцогиня, в удивлении воздевая полные руки и делая ударение на слове «американцы».

— О, американские романы, — ответил лорд Генри, принимаясь за куропатку.

Герцогиню его ответ привел в совершенное замешательство.

— Не слушайте его, дорогая, — шепнула ей леди Агата. — Он никогда не говорит серьезно.

— Когда открыли Америку… — вступил в разговор член парламента от радикалов — и начал приводить скучнейшие факты из истории этой страны. Подобно всем тем, кто старается полностью исчерпать предмет своего красноречия, он гораздо раньше исчерпал терпение своих слушателей. Герцогиня тяжело вздохнула и решила воспользоваться своей прерогативой аристократки перебивать собеседников.

— Господи, лучше бы не открывали Америку! — воскликнула она. — Ведь из-за этих американок у наших девушек не остается никаких шансов выйти замуж. А это ужасно несправедливо.

— Кто знает, а может быть, Америку вовсе и не открыли, — задумчиво произнес мистер Эрскин, — а только лишь обнаружили.

— Мне ведь воочию приходилось видеть представительниц ее населения, — с некоторой неуверенностью проговорила герцогиня. — И, нужно признать, большинство из них оказались прехорошенькими. К тому же одеваются прекрасно. Все свои туалеты заказывают в Париже. Я, к сожалению, не могу себе этого позволить.

— Считается, что, когда умирают хорошие американцы, они переносятся в Париж, — изрек, посмеиваясь, сэр Томас, у которого имелся неистощимый запас заезженных острот.

— Неужели! — удивилась герцогиня. — А куда же в таком случае деваются после смерти плохие американцы?

— Возвращаются в Америку, — пробормотал лорд Генри.

Сэр Томас нахмурил брови и сказал, обращаясь к леди Агате:

— Боюсь, ваш племянник относится с некоторым предубеждением к этой великой стране. Я изъездил ее вдоль и поперек — причем в моем распоряжении всегда был отдельный вагон, и, вообще, меня принимали чрезвычайно гостеприимно, — и могу вас уверить, что посещение Америки в значительной степени расширяет кругозор.

— Неужели для расширения кругозора обязательно ехать в Чикаго? — жалобно спросил мистер Эрскин. — На такое путешествие я бы никогда не решился.

Сэр Томас сделал выразительный жест рукой: