Портрет Дориана Грея

— Для мистера Эрскина весь мир умещается на его книжных полках. А мы, люди действия, хотим видеть мир своими глазами, а не читать о нем в книгах. Американцы — удивительно интересный народ. И они очень трезво мыслят. Я думаю, это их главная черта. Да-да, мистер Эрскин, это весьма здравомыслящие люди. Поверьте мне, американец никогда не совершает глупостей.

— Какой ужас! — воскликнул лорд Генри. — Я еще могу смириться с откровенной силой, но откровенное здравомыслие невыносимо. Руководствоваться одним лишь разумом — в этом есть что-то вульгарное. И крайне неразумное.

— Не понимаю, что вы хотите этим сказать, — отозвался сэр Томас, багровея.

— Зато я вас понимаю, лорд Генри, — с улыбкой пробормотал мистер Эрскин.

— В парадоксах есть своя прелесть, но всему же существует предел, — не успокаивался баронет.

— Разве это был парадокс? — невинным голосом спросил мистер Эрскин. — А мне так не показалось. Хотя, может быть, вы и правы. Но даже если и так? Ведь парадоксы прокладывают нам путь к истине, и, чтобы познать цену реальности, мы должны увидеть ее балансирующей на цирковом канате. Об истинности истин мы можем судить только тогда, когда они становятся акробатами.

— Господи, до чего же вы, мужчины, любите спорить! — вздохнула леди Агата. — К тому же я и понятия не имею, о чем идет речь. Кстати, Гарри, я ужасно на тебя сердита за то, что ты отговариваешь нашего милого мистера Дориана Грея наведываться к этим несчастным в Ист-Энд. Уверяю тебя, его помощь будет просто бесценной. Им очень понравится, как он играет.

— А я хочу, чтобы он играл для меня, — улыбнулся лорд Генри и, глянув в сторону Дориана, поймал на себе его благодарный взгляд.

— Но они так страдают в этом своем Уайтчепеле! — продолжала настаивать леди Агата.

— Я могу сочувствовать чему угодно, кроме страданий, — пожал плечами лорд Генри. — Страдания не вызывают у меня сочувствия. Слишком они отталкивающи, слишком ужасны, слишком удручающи. В нынешней моде сочувствовать страждущим есть нечто в высшей степени нездоровое. Сочувствовать, в прямом смысле этого слова, нужно красоте, ярким краскам, радостному ощущению жизни. И чем меньше мы будем говорить о социальных язвах, тем лучше.

— Но Ист-Энд — проблема очень серьезная, — заметил сэр Томас, внушительно качая головой.

— Без всяких сомнений, — согласился молодой лорд. — Но это проблема рабства, а мы пытаемся ее решить, увеселяя рабов.

Политик пристально посмотрел на него и спросил:

— И каким же образом, на ваш взгляд, можно изменить положение?

Лорд Генри рассмеялся.

— Я бы ничего не стал изменять в Англии, кроме погоды, — сказал он, — и вообще меня больше устраивает роль созерцателя. Но все же я могу сказать, что, поскольку девятнадцатый век оказался банкротом, причем из-за излишнего проявления сострадания, нам стоило бы почаще обращаться к науке, которая наставит нас на путь истинный. Ценность эмоций заключается в том, что они нас уводят с истинного пути, а ценность науки — в том, что она совершенно не эмоциональна.

— Но ведь на нас лежит такая ответственность… — робко вступила в беседу миссис Ванделер.

— Да, громадная ответственность! — поддержала ее леди Агата.

Лорд Генри переглянулся через стол с мистером Эрскином и промолвил:

— Человечество относится к себе уж слишком серьезно. Это его первородный грех. Если бы пещерные люди умели смеяться, история пошла бы совсем по другому пути.

— Вы меня очень утешили, — прощебетала герцогиня. — Я постоянно чувствую себя виноватой, когда бываю у вашей милой тетушки, потому что Ист-Энд меня совершенно не интересует. А теперь я смогу смотреть ей в глаза не краснея.

— Но румянец женщинам очень к лицу, герцогиня, — заметил лорд Генри.

— Только когда они молодые, — отозвалась она. — А если краснеет такая старуха, как я, это ни о чем хорошем не говорит. Ах, лорд Генри, научите меня, как снова стать молодой!

Подумав с минуту, лорд Генри спросил, глядя на нее через стол:

— Можете ли вы, герцогиня, припомнить хотя бы одну большую ошибку, совершенную вами в ранней юности?

— Боюсь, далеко не одну! — порывисто проговорила она.

— В таком случае, совершите их снова, — промолвил он без тени улыбки. — Чтобы вернуть свою молодость, достаточно повторить ее безрассудства.

— Какая восхитительная теория! — воскликнула герцогиня. — Непременно проверю ее на практике.

— Какая опасная теория! — процедил сэр Томас.

Леди Агата лишь молча покачала головой, но было видно, что слова племянника ее забавляют. Мистер Эрскин слушал с большим вниманием.

— Да, — продолжал лорд Генри. — Это один из секретов продления жизни. В наши дни большинство людей умирает от все более овладевающего ими благоразумия, и, только когда уже слишком поздно, они начинают сознавать, что единственное, о чем человек никогда не жалеет, — это его ошибки.

Все за столом рассмеялись.