Портрет кавалера в голубом камзоле

– Бойфренда? Быстрая ты очень! Во-первых, никому не интересно вешать на себя «глухарь». Во-вторых, Лихвицкая вела замкнутый образ жизни. Если с кем и делилась сердечными тайнами, то с Полиной. А та уже ничего не расскажет. Все концы оборваны. Пойми ты, следственный отдел завален куда более серьезными делами. В основном смерть Лихвицкой вписывается в несчастный случай.

– Откуда у нее взялся сильнодействующий препарат для буйных?

– Я сам над этим думал. Эксперт считает, что она могла попросить у кого-нибудь одну таблетку. Лихвицкая пила снотворное на ночь – обычное средство от бессонницы. Этого ей могло показаться мало, и она раздобыла препарат покруче. Чтоб уж наверняка успокоиться. Не будь она пьяна, с ней ничего страшного не случилось бы.

Глорию его доводы не убедили.

– Соседи не видели, приходил кто-нибудь к актрисе?

– Я забрасывал удочку… но ничего путного не поймал. Соседи никого не видели, ничего не слышали. В театре считали, что Лихвицкая уехала отдыхать. Ее недолюбливали за преданность Жемчужной, но явных врагов у нее не было.

Глория молчала, обдумывая сказанное. Тем временем в столовую вернулся Колбин, сел на свое место и взялся за блинчики. Он помешал голубкам ворковать и был счастлив. Ему не хотелось есть, но он запихивал в рот кусок за куском.

Начальник охраны со скрытой неприязнью наблюдал за ним. Глория решила проверить свои магические способности и мысленно приказала Петру Ильичу уезжать в Москву. Тот и бровью не повел. Желание досадить Лаврову оказалось сильнее внушения, сделанного начинающим магом. Вернее, магессой.

Карлик, прячась в углу за торшером, корчился от смеха. Никто, кроме Глории, его не видел.

«Смотри и учись», – беззвучно вымолвил он и направил на Колбина сосредоточенный взгляд.

Тот заерзал, отложил вилку и оттянул ворот джемпера.

– Фу-у-у-х… душно…

Колбиным вдруг овладело необъяснимое беспокойство. Он поглядывал на часы, потирал лоб, вздыхал… и в конце концов решил покинуть честную компанию.

– Прошу прощения… у меня дела. Да! Я и так… засиделся. Нельзя злоупотреблять гостеприимством. Благодарю за угощение…

Он встал, подошел к хозяйке, суетливо поклонился и, пробормотав «до свидания», почти бегом выкатился за порог. Будто у него пол горел под ногами.

– Что с ним? – фыркнул начальник охраны.

– Санта! Проводи гостя! – крикнула Глория.

Она тряхнула головой и потерла виски. Ей стало нехорошо.

«Видела, как он пулей вылетел из столовой? – ликовал карлик, потирая руки. – Это легко! Я тебя научу…»

– Нет уж… я сама…

Лавров нахмурился, не понимая, о чем она говорит. Карлик исчез, рассыпавшись на тысячи пылинок, которые закружились в луче закатного солнца.

– Я сама, – повторила Глория.

– Что «сама»?

– Провожу человека…

Сопровождаемая изумленным взглядом начальника охраны, она поднялась и поспешила вслед за Колбиным. Сердце неистово колотилось, в ушах стоял звон. Она выскочила на крыльцо в домашних тапочках, забыв накинуть теплую куртку. Морозный воздух привел ее в чувство. Она судорожно вздохнула, унимая сердцебиение, прижала ладонь к груди.

«Не шути больше так! – мысленно обратилась она к Агафону. – Ты меня пугаешь!»

Неужели она сумела воздействовать на Колбина? Или это сделал карлик? Но ведь он…

Слово «мертв» застыло у нее на губах. Она вся дрожала от холода.

Сад и лес вдали были розовыми от заката. На снегу лежали четкие тени. Красный шар солнца, казалось, вмерз в сумеречное небо.

Колбин сидел в своей машине и прогревал мотор. Санта уже открывал ворота. Снег скрипел под его валенками.

Лавров вышел из дому с пуховиком в руках.

– Ты в порядке? – спросил он Глорию, набрасывая пуховик ей на плечи. – Простудишься…

После отъезда Петра Ильича всем полегчало. Даже великан повеселел и, напевая что-то себе под нос, возился в кухне с чайником.

Глория согрелась и перестала волноваться. Карлик больше не показывался.

– Зачем кому-то убивать Лихвицкую? – рассуждал Лавров, уписывая вторую порцию блинчиков. – Разве что она видела, кто отравил Полину. Тогда понятно. Убийце свидетели ни к чему. Надеюсь, третьей жертвы не будет? – Он вспомнил милое улыбчивое лицо Бузеевой и приторный запах пачулей. – Послушай, по-моему, мы тормозим. Если женщин убивают, это надо… предотвратить.

– Может, посоветуешь как?

– Ну…

Лавров прожевал блинчик и сознался в полном отсутствии конкретных предложений.

– А ты… ничего не видишь? – поднял он глаза на Глорию. – Образ злодея не вырисовывается?

Она сочла намек неуместным. И притворилась, что это ее не задело. Не объяснять же Лаврову, что в ее сознании возникает скорее результат, нежели процесс.

Мертвое тело, а не момент смерти. И пока что преодолеть эту однобокость ей не удается.

– Судя по отчетам, ты встречался только с женщинами: Бузеева, Наримова, Шанкина… – после короткой паузы сказала она. – Мужчины не привлекли твоего внимания?

– Почему? Я беседовал с осветителями, с музыкантами, с режиссером Канавкиным… они ничего существенного не сообщили.

– Следовало бы расспросить актера Митина. Он репетировал Антония и мог что-нибудь заметить.