Портрет кавалера в голубом камзоле

В Кускове Параша тяготилась своим прошлым, – там многие помнили, как она, босоногая, в замызганной рубахе, пасла коров на господских лугах. Ей завидовали, ее ненавидели. Ей мстили за нежную глубокую душу, за дивный голос и божественный актерский дар. Но более всего гневных гонений возбуждала пылкая любовь графа к «крепостной девке», которая посмела преступить сословные и христианские законы, живя в блуде с хозяином. Не венчанная, «погрязшая в грехе»… она выходила на сцену и срывала бурю аплодисментов, вызывала неудержимый восторг сановных зрителей. Но как только занавес закрывался, волшебная сказка сменялась суровой действительностью. Вслед царице кулис неслись оскорбительные намеки и унизительные реплики…

Это при том-то, что тогдашние помещики вовсю развлекались со своими крепостными и вряд ли хоть одна мало-мальски пригожая танцовщица или актерка избежала постели хозяина. Все обитатели кусковского дома, включая прислугу, знали, что молодой Шереметев имел обычай оставлять приглянувшейся девице кружевной платок с графским вензелем… таким образом уведомляя, что ночью посетит ее комнату. Подобные вольности не возбранялись и не осуждались, – напротив, были в порядке вещей.

Полюбив Прасковью и отказавшись от фривольных забав, граф нарушил незыблемое правило, перешел границу дозволенного и посягнул на вековые устои. Ни господа, ни холопы не одобрили этакого конфуза. Непримиримость общества в противовес поклонению богатого вельможи окружили молодую женщину романтической и чувственной дымкой. Ее образ приобрел черты трагические и оттого стал еще привлекательнее, порождая мучительное желание обладать сим «цветком страсти» – запретным и вожделенным, сулящим неслыханные наслаждения для тела и духа…

Тихон Лопатин, тайно и безответно влюбленный в Прасковью Ивановну, молча переживал свою личную драму. Всецело принадлежа графу, эта хрупкая и томная женщина, была недоступной мечтой… Шехерезадой из арабских ночей… которая рассказывала, вернее, пела свои истории о радости и страдании великих сердец…

Художник был счастлив уже тем, что мог видеть актрису, слышать ее неподражаемый голос, наблюдать, как она прогуливается по саду… или катается в лодке по неподвижной глади пруда…

Он был в отчаянии, когда управляющий объявил, что отправляет его вместе с другими живописцами, резчиками и мастеровыми в Останкино. Разлука с Кусковом, а главное – с Прасковьей, повергла художника в состояние безнадежного горя…