Увезти ее сейчас не представлялось возможным. Французская труппа дала первый спектакль, принятый с восторгом. Зрители неистовствовали. Офицеры и штабные чиновники в ложах аплодировали стоя. Солдаты с крестами Почетного Легиона, заполнившие первые ряды, кричали «браво!».
Жюли Арне трудилась не покладая рук, выкраивая из парчи, бархата и кружев костюмы для артистов. Вся комнатка, где они с Николя предавались радостям любви, была усыпана обрезками и лоскутами, перьями и блестками.
Матерчатый чехол с портретом Сатин спрятал под досками пола, – под кроватью, немой свидетельницей плотских утех. С тех пор он не находил себе покоя. Насмешливый и высокомерный взгляд молодого человека, изображенного на полотне, преследовал его повсюду. Даже любовная лихорадка, сжигающая Сатина, не помогала ему полностью забыться.
– Давай уедем… – ночью после спектакля предложил он Жюли. – Тайком, ни с кем не прощаясь…
– Как можно? – взволнованно возразила она. – Мадам Бюрсей меня убьет! Кто станет шить для труппы? Модистки с Кузнецкого моста почти все разбежались…Что с тобой, Николя? Ты больше меня не любишь?
Ну, что он мог ей ответить? Как в момент триумфа убедить людей в скорой гибели? Сатина преследовали мысли о плачевной судьбе французских артистов.
Сам Наполеон еще ни разу не посетил театра. Для него по вечерам давались отдельные концерты из его любимых произведений. Итальянский певец Таркинио и госпожа Фюзи, исполнительница сентиментальных романсов, услаждали его слух.
Однажды концерт был прерван неожиданным сообщением: прискакал адъютант Мюрата[28]
. Он привез печальное известие: король неаполитанский потерпел поражение под Тарутиным от войск Бенингсена…Музыка смолкла. В зале, чадя, догорали свечи. Наполеон отказался от ужина и провел бессонную ночь. Наутро ударил мороз. Черные остовы сгоревших домов, голые деревья, дорожная грязь – все покрылось инеем, обрело твердость и четкость очертаний. Бледное небо дышало тревогой. Маркитанты подняли цены на теплые вещи.
Император отдал приказ о выступлении войск из Москвы. Артистов предоставили самим себе, и начал осуществляться тот самый кошмар, который предвидел Сатин, не смея заикнуться об ужасной участи подопечных госпожи Бюрсей.
Жюли рыдала. Ей не досталось места в лазаретном фургоне, где поместились трагики и комики. Кое-кто из актеров раздобыл себе лошадей, чтобы ехать верхом. Сатин наотрез отказывался следовать за армией французов.