Портрет леди

Ральф сообщил кузине о своей надежде, что она останется в Гарденкорте, и она не стала сразу уезжать, сказав себе, что из чувства сострадания она должна побыть некоторое время с тетей. Она была рада, что нашла предлог, – в противном случае надо было ехать. Ее миссия была выполнена. С тем, ради чего она покинула мужа, было покончено. Ее муж в чужой стране считал часы ее отсутствия, для которого требовались веские основания. Озмонд не был лучшим из мужей, но это ничего не меняло. Семейная жизнь накладывает определенные обязательства, независимо от того, радуют они вас или нет. Изабелла старалась думать о муже как можно меньше, но сейчас, находясь вдали от него, за пределами действия его чар, вспоминала о Риме с душевной дрожью и пыталась спастись в густой тени Гарденкорта. Она так и жила – день за днем, оттягивая отъезд, закрывая глаза, стараясь не думать. Она знала, что пора решать, но ничего не решала. Ее отъезд ведь сам по себе не был решением – она просто сочла необходимым проводить Ральфа в последний путь. Озмонд не давал о себе знать и, очевидно, не собирался этого делать, возложив всю ответственность на жену. От Пэнси тоже не было вестей. Но здесь все было просто – отец запретил ей писать.

Миссис Тачетт с удовольствием разделяла компанию с Изабеллой, но помощи от нее ждать было нечего. Казалось, она погрузилась в раздумья – без энтузиазма, но с абсолютной ясностью попыталась осознать новые обстоятельства своей жизни. Она не была оптимисткой, но даже из мучительных событий пыталась извлечь какую-то пользу. В данном случае она утешила себя мыслью, что, в конце концов, это несчастье случилось не с ней самой. Смерть была неприятной вещью, но все же это была смерть не ее собственная. Миссис Тачетт никогда не льстила себе надеждой, что ее смерть окажется неприятной еще кому-то, кроме нее самой. Ей было лучше, чем бедняге Ральфу, который оставил позади все жизненные удобства и все гарантии; самым неприятным в смерти, по мнению миссис Тачетт, было то, что тогда уже некому будет позаботиться о твоих интересах. А пока она находилась на своем месте, и это было прекрасно.

Миссис Тачетт в точности изложила Изабелле – вечером после похорон сына – несколько последних распоряжений Ральфа. Он все ей доложил и все обсудил с ней. Ральф не оставил ей денег – они ей просто были не нужны. Он оставил ей обстановку Гарденкорта за исключением картин и книг и право пользоваться домом в течение года. Затем его следовало продать, а деньги, вырученные от продажи, нужно было перевести на счет больницы для неимущих, страдающих той же болезнью, что и он сам. Душеприказчиком по этой части завещания был назначен лорд Уорбартон. Остальная часть состояния Ральфа изымалась из банка и по частям переходила в наследство родственникам. Определенная сумма отправлялась кузинам в Вермонте, в отношении которых его отец уже проявил щедрость. Оставалось также еще несколько мелких сумм.

– Некоторые пункты его завещания выглядят совершенно нелепыми, – сказала миссис Тачетт. – Ральф оставил значительные суммы некоторым людям, о которых я ни разу не слышала. Он дал мне список, и я поинтересовалась, кто здесь есть кто. Сын ответил, что это люди, которые в разные времена отнеслись к нему хорошо. Очевидно, он считал, что ты относилась к нему неважно и потому не оставил тебе ни пенни. По его мнению, в отношении тебя достаточную милость проявил его отец, с чем я не могу не согласиться. Впрочем, я не слышала, чтобы он по этому поводу когда-то выражал недовольство. Картины надо раздать. Ральф распределил их в качестве маленьких подарков. Наиболее ценная часть коллекции переходит к лорду Уорбартону. А как ты думаешь, что он сделал со своей библиотекой? Очень похоже на шутку. Ральф оставил книги твоей подруге мисс Стэкпол «в знак признания ее заслуг на поприще литературы». Может, он имел в виду то, что она сопровождала его сюда из Рима? Но при чем здесь служба на поприще литературы? В библиотеке очень много редких и ценных книг. Поскольку мисс Стэкпол никогда не сможет таскать их за собой в чемоданах, Ральф посоветовал ей продать все с аукциона! Она, конечно, распродаст все у Кристи и займется тем, что будет издавать свою газету. Может, это и будет заслугой перед литературой?