Портрет лейтенанта

Всем хотелось поскорее выполнить этот приказ.

У выхода из полкового городка стояли женщины и дети. Женщины успели надеть нарядные платья, наспех причесались - соблюдали традицию. Когда полк уходил на учения или возвращался с высокой оценкой, было принято семьями выходить к воротам, в лучших платьях, с цветами. Хоть и мало было времени, хоть и тревожно было на душе, все же решили и сегодня провожать полк, как всегда.

Александр крикнул матери:

– Не волнуйся, к вечеру будем дома!

Ему энергично замахали мальчишки и девчонки, а некоторые женщины почему-то заплакали. «Молодой ты мой петушок, - с трудом сдерживая слезы, подумала Лидия Максимовна. - Где уж там к вечеру. Хорошо, если через неделю вернетесь. А ты, со своей горячностью, как бы там навсегда не остался…»

Александр шагал торопливо, на душе у него было тревожно и торжественно. Он был уверен, что сегодня обязательно отличится в бою, все узнают о его храбрости. Ему хотелось только одного - чтобы это произошло побыстрее.

Однако на первых километрах марша случилось непонятное. На полк вдруг один за другим стали пикировать самолеты. Бомбы завыли так, словно небо рушилось на землю. Вой этот был настолько незнакомый и страшный, что сердце замирало и останавливалось. Земля дрожала от мощных взрывов. Черные всплески вскидывались выше деревьев.

Закричали раненые. Выворачивая дышла, давя людей, помчались обезумевшие от страха лошади.

А над всем этим в выси сияло яркое праздничное солнце. Александр увидел это солнце потому, что лег на спину. Так полагалось при налете авиации: чтобы удобнее стрелять вверх. Он взял винтовку у одного из своих красноармейцев и стал искать глазами цель. Но самолеты валились на полк прямо из солнца. Стрелять было невозможно. Солнце слепило, и слезы застилали глаза. А пикировщики все падали и падали из огненного диска. Казалось, что их сотни.

Когда бомбежка прекратилась и Александр немного пришел в себя, только тогда он почувствовал страх. Ни взрывы, ни свист бомб, ни окровавленные люди, ни тела убитых его не испугали. Страшно стало оттого, что понял: враг совсем не такой, каким он его представлял! Это умные и умелые вояки. Как они ловко использовали солнце! Летая по кругу, немецкие летчики девяткой создавали видимость многочисленности. Пикируя со стороны солнца, они лишали возможности стрелять прицельно. Да, нелегко, очень нелегко будет воевать.

Словно подтверждая эти невеселые мысли лейтенанта, сразу после бомбежки, не успели собрать рассеившиеся по полю и кустам колонны, начался артиллерийский обстрел. Немецкие орудия били точно по дороге, значит, артиллеристы уже видели их колонну. А где находятся они сами, Александр определить не мог. С тыла, оттуда, где считается самое спокойное место на войне, - из обоза, вдруг донесся рокот моторов, и пролетело из уст в уста короткое и грозное слово: «Танки!»

Александр растерялся. Он не видел еще ни одного живого фашиста, а полка, как ему казалось, уже не существовало. Было обидно до слез, что со всех сторон лупят, но не на ком показать, что и они тоже умеют драться.

Наверное, поэтому, когда на дороге показались мотоциклисты в касках и зеленых мундирах, Александр очень обрадовался. Он вскочил, выхватил из кобуры пистолет и радостно закричал:

– Вот они! Бейте их, товарищи! За Родину! Ура!

Лейтенант кинулся вперед, и со всех сторон поднялись с земли и побежали за ним красноармейцы. Мотоциклисты остановились и начали из пулеметов бить по атакующим.

Александр не слышал рокота пулеметов, он только видел зеленых, приникших к оружию врагов, которых надо было бить. И он бежал изо всех сил, даже забыв, что нужно стрелять из пистолета. Просто чудо, что его не убили. Он добежал до крайнего мотоцикла и что есть мочи ударил фашиста между вытаращенных от ужаса глаз. Немец упал. Александр, не выстрелив в него, побежал дальше. Он был уверен - фашист мертвый. Раз он его ударил с такой силой, значит, убил. Но вдруг сзади хлестнула автоматная очередь. Пули щелкнули по стоящему рядом мотоциклу. Красноармеец, бежавший слева, опрокинулся на спину. Оглянувшись, Александр с изумлением увидел: стрелял немец, которого он только что ударил! Стрелял! Тут только лейтенант опомнился; два года учился, получал отличные оценки на стрельбищах и в тирах, а в первом же бою забыл, что надо стрелять! Теремов вскинул пистолет, поймал на мушку ненавистное лицо со знакомыми уже голубыми глазами и выстрелил. Гитлеровец выронил автомат и повалился на бок.