Портрет Лукреции

Он поднимается по лестнице? Если да, то все пропало. Бальдассаре увидит Лукрецию в двух ступенях от себя, спросит, чем она тут занята, куда идет, и, конечно, узнает ее, ведь его не проведешь переодеванием. Так все и будет.

Бальдассаре прислушивается. Осматривается. Вглядывается в коридор, обшаривает глазами лестницу.

Лукреция не смеет шевельнуться. Вдыхает воздух по крупице. Никаких движений: ни глазами, ни пальцами; на лице не дрогнет ни один мускул. По земле стелется ледяной сквозняк. Выдаст ли он ее, всколыхнет ли юбки? Сердце бешено бьется, оглушительно и гулко колотится о ребра, предупреждая о присутствии человека, которому, скорее всего, поручили ее убить.

Краешком глаза она рассматривает его руки: ровно обрезанные ногти, подушечку мышц под большим пальцем, сочленение костей, соединяющих палец с ладонью, кольцо на мизинце с гравировкой орла — герба Альфонсо. Руки consiglieri выглядят необычайно сильными, тошнотворно большими.

И этой рукой Бальдассаре поднимает над головой фонарь. Потом осматривает коридор. Еще раз оглядывается через плечо.

Затем, запустив пальцы в волосы, поспешно уходит, будто торопится на какое-то важное дело.

Лукреция ждет, пока тьма не поглощает силуэт советника, пока не затихает эхо его шагов среди каменных стен fortezza, и только потом спускается по последним ступенькам и выходит в коридор, выбирая противоположное от Бальдассаре направление.

Времени мало, времени мало. Раз уж Бальдассаре не спит и что-то задумал, остальные тоже могут бодрствовать. Например, чиновники или слуги. А то и сам Альфонсо.

На кухню можно попасть только минуя зал. Чем ближе Лукреция подходит, тем больше думает о портрете: совсем скоро он будет висеть на стене. Как с ним поступят, когда ее не станет? Альфонсо отошлет портрет в castello? Повесит куда-нибудь? Будет временами на него смотреть? Выдержит ли испытующий взгляд жены?

Держась стен, Лукреция проходит дверь в зал, сворачивает за угол, спускается и шагает в низкий дверной проем.

На кухне царит безмолвие. Ветчина подвешена к потолку. На столе рядом с недоеденной буханкой лежат перевернутые горшки. За высокой каминной решеткой тлеют пепельные конусы угольков. Луковицы в сухой и чахлой шелухе позабыты в корзинке на табурете. У огня спят на плетеных матрасах двое слуг, закутанных в плащи и натянувших на глаза шапки.

Лукреция стоит у стола, положив руку на горбатую спинку хлеба. Лучше вернуться наверх. За спиной у нее есть дверь, ведущая обратно в fortezza. Может, еще получится все исправить? Может, намерения Альфонсо не так плохи? Может, ей еще удастся зачать ребенка, выносить наследника и остаться герцогиней? Да, может быть.

Вдруг Лукреция вспоминает, что сказал Джакопо в зале, положив руку ей на плечо. Он заткнет ход для слуг тряпками и будет ждать ее в лесу.

Она вздрагивает, качает головой. Нелепость! Смешно и думать, что можно пробить брешь в обороне fortezza, что Альфонсо допустит подобную небрежность. Подмастерью художника никогда не понять, на какие меры идут люди вроде Альфонсо ради собственной безопасности. Его почти всегда окружают гвардейцы; полно людей, чья работа — охранять и защищать владения герцога. Они не упустили бы такую мелочь, как незакрытая дверь.

Лукреция прячет хлеб и несколько ломтиков копченой ветчины в карман фартука.

И все же ее одолевают сомнения. Позади поджидает fortezza, покои, наброски, муж, его стражники, а в ночи бродит Бальдассаре. А впереди — кухня, спящие слуги, тлеющий огонь, потайной люк в толстой крепостной стене. Наверное, про эту дверь говорил Джакопо, через нее они с Маурицио вошли и через нее покинули fortezza.

Она квадратная, из прочных досок на засовах, и притягивает взгляд, как точка схода на картине.

Лукреция убеждает себя, что план Джакопо не сработает, даже если подмастерье говорил искренне, даже если и правда хотел помочь. Какие-то тряпки не могут превзойти могущество Альфонсо. Чтобы подмастерье перехитрил самого герцога, его людей, подготовленных гвардейцев, надежно защищенную каменную fortezza? Безумие!

Может, и безумие, но Лукреция перешагивает через спящих слуг, притрагивается в тусклом свете к первому засову, ко второму, к третьему, определяет на ощупь их длину и ширину. Потом берется за железное кольцо-ручку. Повернется? Джакопо не пошутил, он правда сломал замок?

Она поворачивает ручку. Та не поддается, и Лукреция ничуть не удивлена, не расстроена, не разочарована, просто ни капельки, ведь ничего другого она не ожидала. Однако же решает повернуть в другую сторону — так, на всякий случай, напоследок, а потом она пойдет наверх с наскоро прихваченным ужином и примет свою судьбу, ибо выбора у нее нет. И никогда в жизни не было. Она поворачивает ручку в последний раз, наудачу, и вдруг — наверное, ей только кажется, такого не может быть! — в глубине механизма что-то скользит, смещается. Тихое щелканье — и ручка поддается.