Портрет Лукреции

— Нет. — Элеонора качает головой, и сережки отзываются звоном. — Я только притворялась, а сама знала, что он там. Знала, что он мною любуется. Я уже тогда поняла, как все сложится.

Отец не сводит взгляда с жены и облизывает губы, как всегда ярко алеющие в густой бороде. Лукреция отворачивается. Церковь Санта-Мария-Новелла грозно возвышается над ней. Мать спрашивает возницу, когда приедет экипаж с мальчиками, и на Лукрецию извечным тяжким грузом давит понимание: маме дороже сыновья, и никто не займет их места в ее сердце, а любимица папы — Изабелла, он потакает всем ее капризам; ей же самой любви не досталось, вечно она на вторых ролях, ее в лучшем случае просто терпят. «Но почему? — мысленно взывает она к родителям. — Почему их вы любите, а меня нет? Разве вы не замечаете, какой Франческо холодный, каким жестоким растет Пьетро? Почему меня выдают замуж за чужака из Феррары, почему Изабелле можно остаться, а меня отсылают?»

Экипаж останавливается. Лукреция проглатывает свои вопросы, как горькую пилюлю. Поздно, прошло их время, это уже не важно. Вот-вот начнется ее новая жизнь. Лукреция родится заново — не пятым ребенком Флоренции, слабеньким и всеми забытым, а герцогиней Феррары!

Она поднимает глаза на каменный выступ церкви; на фоне летнего неба кампанила кажется аппликацией, искусно пришитой за коричневые края к синему полотну. Покачнувшись, Лукреция встает.

Стены церкви милосердно заглушают городской шум. Мать с отцом омывают руки в купели, Лукреция тоже тянется к воде, но замирает в восхищении, заметив убранство зала. Ничего подобного она еще не видела. Дорожка из алых плит уходит вдаль, а по обе стороны от нее торжественно высится череда арок. Из невидимых окон высоко над головой под косым углом льется свет, согревая вершины арок и обращая белую штукатурку в золотые ромбы. Огоньки свечей трепещут в маленьких ореолах света и озаряют полумрак. И линии на потолке, и проход между рядами ведут к одной точке — алтарю, окруженному окнами из разноцветного стекла и статуями святых с золотыми нимбами.

Онемев от восторга, Лукреция жадно обводит взглядом то левую сторону, то правую, силясь запомнить зал во всех подробностях, чтобы потом его нарисовать. Понадобится бумага, мелки, белая и алая краски, а еще лазурь окон, золотистый блеск нимбов, яркая желтизна солнца. По телу пробегает волна — то ли предвкушения, то ли тревоги. Хватит ли времени? Сможет ли она запечатлеть все в памяти? Поразительно, что в каменном теле здания скрывается сердце из пламени и золота, воплощение неземной красоты.

Они шагают к алтарю. Воздух пропитан благовониями, струйки дыма кольцами закручиваются в свете острых солнечных лучей, хор тихо запевает на латыни. Под ногами Лукреции лежит беломраморная надгробная плита с барельефом умершего; глаза его закрыты и почти стерты множеством ног, а тело совсем немного выступает над полом — кажется, что оно наполовину погружено в воду. «Вот уж странное место для надгробия, — удивляется Лукреция. — Пол в церкви! Все по тебе топчутся, тревожат твой вечный покой».

У алтаря стоит группка людей во главе со священником в бело-золотом облачении до самого пола. Ног священнослужителя не видно, он будто двигается на колесах или парит над землей.

Лукреция улыбается про себя, ибо в таком божественно-прекрасном месте ей ничто не угрожает, здесь не может произойти ничего дурного; ее до краев переполняет благоговейный восторг. Воображение превращает прозаичные деревянные балки под крышей в невесомые, сотворенные из света. Краем сознания она отмечает, как отходит в сторону отец, а ее руки галантно, однако решительно касается чужая рука. Длинные пальцы, широкая теплая ладонь. Черные волосы на ней растут в одну сторону: они похожи на колосья, согнутые ветром, а принадлежит рука высокому мужчине рядом с ней.

Лукреция ахает, всколыхнув фату. Значит, это Альфонсо. Стоит рядом и ждет начала церемонии. А она, дурочка, и не догадалась сразу! Альфонсо, герцог Феррары, заберет ее в свой замок заодно с вещами и приданым. Он правда здесь, он ей не привиделся.

Над головами новобрачных держат меч, затем Альфонсо завязывает на талии Лукреции золотой cintura[33], тяжелый от рубинов и жемчуга. Потом жених встает и надевает на пальчик Лукреции кольцо, затем еще одно и еще. На третьем изображен его фамильный герб — расправивший крылья орел. Оно чуть великовато, и Лукреции приходится согнуть палец, чтобы не соскользнуло. Какая непривычная тяжесть… Козимо протягивает Альфонсо серебряное блюдо и boccale[34]. Мужчины обмениваются церемонными поклонами.

Альфонсо передает дары своему человеку, поворачивается к Лукреции и поднимает ее фату все выше и выше. О, можно свободно дышать и все видеть! Ничто не застилает глаза, ничто не мешает жадно вбирать в себя каждую мелочь в церковном зале, вдыхать насыщенный благовониями воздух, нет больше преграды между Лукрецией и миром, между Лукрецией и этим малознакомым мужчиной перед ней.